Услышал, как открылась дверь и заревел ветер.
В панике опустил свитер, увидел сестру Клер-Мари, которая напоминала уже не кролика, а парус корабля в арктических широтах. Она энергично била одним ботинком о другой, освобождая их от налипшего снега.
Возлюбить буран, бушующий снаружи, было трудно. Да и он, похоже, не испытывал к нам, и не только к нам, теплых чувств. Ему определенно хотелось сровнять с землей и аббатство, и школу, и лес, похоронить в снегу цивилизацию, человечество, живую природу.
К тому времени, когда я подскочил к ней, еще не успев предупредить об опасности, сестра Клер-Мари отступила с порога.
Следом за ней в школу не вошел ни демон, ни заезжий коммивояжер. Я захлопнул дверь и вновь запер на замок.
Она уже ставила мои ботинки на резиновый коврик, когда я сказал:
— Подождите, пока я возьму тряпку, не открывайте дверь. Я возьму тряпку и вытру лужу.
Голос у меня дрожал, словно однажды половая тряпка нанесла мне серьезную, если не физическую, то моральную травму и мне приходилось собирать волю в кулак, чтобы вновь взяться за нее.
Но монахиня словно и не заметила дрожи в моем голосе. Ослепительно мне улыбнулась.
— Ничего такого ты делать не будешь. Ты здесь гость. Перекладывая на тебя свою работу, я согрешу перед лицом Господа.
Я указал на тающий на полу снег:
— Но это я тут напачкал.
— Ты не напачкал, дитя!
— Но это же снег, грязь, вода.
— Это погода! Это моя работа. А кроме того, мать-настоятельница хочет тебя видеть. Она позвонила в аббатство, ей сказали, что видели тебя во дворе, возможно, ты пошел к нам, и вот ты здесь. Она в своем кабинете.
Я наблюдал, как сестра достает половую тряпку из чулана, расположенного рядом с входной дверью.
Обернувшись и увидев, что я еще здесь, Клер-Мари воскликнула:
— Иди же скорей, нельзя заставлять мать-настоятельницу ждать!
— Не открывайте дверь, чтобы выжать тряпку на крыльце, хорошо, сестра?
— Выжимать тут нечего. Всего лишь маленькая лужица погоды забрела в дом.
— И не открывайте дверь, чтобы полюбоваться бураном, хорошо, сестра? — гнул я свое.
— Это фантастичный день, не так ли?
— Фантастичный, — согласился я безо всякого энтузиазма.
— Если я закончу свою работу до None и молитв по четкам, тогда я, возможно, полюбуюсь погодой.
(None — послеполуденная молитва, монахини (и монахи) собирались на нее в двадцать минут пятого, то есть еще через шесть с половиной часов.)
— Хорошо. None — самое время полюбоваться бураном. Гораздо более удобное, чем сейчас.
— Я, пожалуй, налью себе чашку горячего шоколада, сяду у окна и полюбуюсь великолепием бурана из уютного уголка кухни.
— Только не садитесь слишком близко к окну.
Ее розовый лоб нахмурился.
— Почему, дитя?
— Сквозняки. Незачем вам сидеть на сквозняке.
— От хорошего сквозняка нет никакого вреда, — заверила она меня. — Некоторые холодные, другие — теплые, но это всего лишь движущийся воздух, циркуляция которого очень полезна для дыхания.
Я ушел, оставив ее вытирать маленькую лужицу погоды.
Если бы что-то ужасное проникло в приемную сквозь трещину в стекле, сестра Клер-Мари, вооруженная половой тряпкой, наверняка знала бы, как справиться с самым жутким из чудовищ.
Глава 17
По пути к кабинету матери-настоятельницы я прошел мимо большой комнаты отдыха, где десяток монахинь опекали играющих детей.
У некоторых детей серьезные физические недостатки сочетались с незначительной умственной отсталостью. Они любили настольные игры, карточные игры, играли в куклы, в солдатики. Они украшали маленькие кексы, выпеченные в гофрированных формочках, помогали делать мягкие конфеты. Им нравилось слушать истории, которые читали монахини, они сами хотели научиться читать, и многим это удавалось.
У других были легкие или серьезные физические отклонения от нормы, но при более ярко выраженной умственной отсталости по сравнению с первой группой. Некоторые, как Юстина из комнаты тридцать два, совсем потеряли контакт с реальностью, хотя большинство детей жило внутренней жизнью, которая давала о себе знать, когда этого никто не ожидал. Те, кто находился где-то посередине (не потерявшие контакт с реальностью, как Юстина, но и не столь психически развитые, чтобы учиться читать), любили работать с глиной, делать украшения из бусинок, нанизывая их на нитки, играть с набивными игрушками, выполнять простые задания сестер. Они тоже обожали слушать истории, пусть и более простые, но магия услышанного зачаровывала и их.