Брат Томас

У меня были только две ноги — не сто, и я был в лыжных ботинках, а не в кроссовках для бега, с амортизирующими воздушными пузырями в подошвах, но мне помогали отчаяние и энергия, почерпнутая из сэндвича сестры Реджины-Марии. Так что я практически добежал до бойлерной, опередив и Сатану, и Сатану-младшего, или как там они назывались.

Но тут что-то заплело мои ноги. Я вскрикнул, упал, тут же вскочил, отбиваясь от того, кто на меня напал, пока не понял, что это куртка, которую я оставил на полу, потому что при ходьбе она слишком громко шуршала.

Кости отчаянно забарабанили по бетонному полу. Я повернулся… и увидел чудище прямо перед собой.

Все рудиментарные ножки, отличные от ножек ложнокузнечика, но такие же отвратительные, замерли, как одна. Передняя половина двенадцатифутового существа оторвалась от пола и поднялась со змеиной грацией.

Мы стояли лицом к лицу, или стояли бы, если бы лицо было не только у меня.

На поднявшейся над полом части тела калейдоскопические рисунки непрерывно сменяли друг друга, ни разу не повторяясь.

Чудовище, должно быть, демонстрировало мне абсолютный контроль над собственной физиологией, с тем чтобы я осознал свою слабость и ужаснулся. Когда я первый раз увидел такое по другую сторону окна, мне пришла в голову мысль о том, что я вижу демонстрацию высокомерного тщеславия, свойственного исключительно человеку, и теперь только укрепился в правильности сделанного вывода.

Я отступил на шаг, другой.

— Поцелуй меня в зад, уродливая образина!

В ярости он упал на меня, ледяной и безжалостный. Бессчетные челюсти и клешни принялись рвать меня на части, пальцы-ножи вонзались мне в грудь, живот, добрались до сердца, вырвали, порубили, как капусту, и после этого я уже ничем не мог помочь детям школы Святого Варфоломея. Разве что моя душа зацепилась бы за этот мир и устроила полтергейст.

Да, такое вполне могло произойти, но, по правде говоря, я вам солгал. Правда оказалась куда более странной, чем ложь, хотя куда менее травматичной.

Все, что я рассказывал о себе, — правда, включая предложение чмокнуть меня в зад, с которым я обратился к чудовищу. Вот так оскорбив его словом, я отступил еще на шаг, на второй.

Уже верил, что терять мне нечего, что моя жизнь подошла к концу, а потому смело повернулся к чудовищу спиной. Упал на руки и колени и полез в узкий тоннель между служебным коридором и бойлерной.

Я ожидал, что тварь схватит меня за ноги и вытащит обратно в коридор. Когда добрался до бойлерной, целый и невредимый, перевернулся на спину, откатился от тоннеля, предполагая, что костяная образина последует в бойлерную за мной.

Из-за стены не донеслось пронзительного звука, не услышал я и стука костей по полу, свидетельствующего о том, что чудовище двинулось в обратный путь, хотя шум горящего газа и работающих насосов мог заглушать все остальное.

Откровенно говоря, я не понимал, что может воспрепятствовать этому скелетону последовать за мной в бойлерную. Даже в том виде, в каком он преследовал меня, он вполне мог пролезть в этот тоннель. А ведь он мог принять любую конфигурацию.

Если бы тварь таки полезла в бойлерную, у меня не было оружия, с помощью которого я мог бы загнать ее назад. Но, отступив, я бы открыл твари доступ в школу в тот самый момент, когда большинство детей спустились на ленч в столовую на первом этаже, а остальные оставались в своих комнатах на втором.

Чувствуя себя полнейшей никчемностью, я вскочил, сдернул со стены огнетушитель и приготовил его к работе, словно надеялся, что смогу убить это костяное страшилище пеной из фосфата аммония, как в плохих старых научно-фантастических фильмах, где герои в кульминационной сцене обнаруживали, что разъяренные и вроде бы неуничтожимые чудовища гибли, стоило пустить в ход домашние средства: посыпать их солью, отбеливателем или обрызгать лаком для волос.

Я даже не мог сказать, а было ли это существо живым, считалось ли для него жизнью то, что считается таковой для людей, животных, насекомых, даже растений. Не мог объяснить, как этот трехмерный костяной коллаж, каким бы фантастически сложным он ни являлся, мог считаться живым, не имея плоти, крови и видимых органов чувств. А если он не был живым, убить его не представлялось возможным.

Со сверхъестественным объяснением тоже не получалось. Ни одна из главных религий не предполагала существования такого вот существа, не попадались они мне и в мифах и легендах, которые довелось прочитать.