2017

– Я только хотела помочь, – холодно ответила Тамара. – Но как тебе будет угодно.

Облегченно вздохнув, Крылов подумал про себя, что помощь Тамары, включая ее игривые подарки, всегда была некстати и не впрок, а по-настоящему помочь, как это делают самые близкие люди, она не умела никогда – даже и в те тринадцать лет, что они прожили вместе под разными, иногда буквально дырявыми крышами. Тем временем Тамара, щелкнув сумкой, положила перед ним на стол шестисотдолларовую купюру.

– Возьми, тебе это нужно, – сказала она с нажимом (что было правдой).

– Спасибо, отдам, – пробормотал смущенный Крылов.

– Ну ты хоть этим не обижай меня, мой друг, – весело произнесла Тамара, быстрыми пальцами расправляя на плечах заостренные пряди. – Ты же знаешь, я не обеднею.

Шестисотдолларовая бумажка была совершенно новой, шершаво-девственной, будто плотный нетронутый снег; вместо привычного стодолларового Франклина с нее смотрела президент Памела Армстронг, властная женщина с кроличьим носом, восемь лет державшая в своем боксерском кулаке мировое сообщество и всего четыре месяца назад погибшая в Бейруте, когда во славу Аллаха вдруг распух и исказился, как в бреду, свежепостроенный Американский Центр. Применение вибрационного заряда, как назвали это серьезные мировые медиа, было настолько не похоже ни на что известное, что газеты попроще завопили про атаку инопланетян. Всего раз или два мелькнули по телевизору кадры катастрофы, происходившей словно в стеклопластовом стакане гигантского миксера. Сперва в облитый зноем шестигранник, словно это было отражение в воде, упали четыре тяжелых капли, потом заколебались и истончились перекрытия, поднялся безумный вихрь, не задевший, кроме Центра, ровно ничего, но разрезавший сверху донизу, словно огурец, стоявший перед входом кипарис. От здания Центра остался похожий на растворимый кофе грубый порошок, и страшнее всего была его абсолютная однородность и абсолютная сухость. Но потом как-то удивительно быстро исчезли все комментарии (кем-то профессиональным доведенные до абсурда), и в биографии Памелы Армстронг, молниеносно изданной на всех языках, главный упор делался на трудную юность будущего Президента (ухаживала за львами и тиграми в Нью-Йоркском зоопарке) и на усыновление ею восемнадцати детей-сирот всех существующих цветов кожи, от желтой, как топленый жир, якутской до сливово-синей из Ганы.

Эта книжка в радужной голографической обложке да шестисотдолларовая купюра, нарушающая своим номиналом стандарты денежного счета в головах домохозяек, – вот все, что реально осталось людям от загадочного инцидента. Такой купюры Крылов не только не держал, но еще и не видел нигде, кроме как на клеенчатых постерах в валютных обменках. Он с интересом отметил, что, несмотря на глобальную консервацию новизны, у Тамары раньше всех появляются разные новые фишки, ювелирные и технические игрушки. Должно быть, она каким-то органом ощущает затхлость атмосферы, в которой, если верить ей, уже десять лет живет мировое сообщество, и прижимается к щелям, откуда тянет свежим сквозняком погибели – а может быть, что и воздухом будущего.

– Ну, мне пора. – Тамара вместо поцелуя приложилась надушенной щекой к горячей щетине Крылова. – Если тебе куда-то далеко, мой шофер приедет сюда через десять минут.

– Нет, спасибо, мне тут близко.

– Я так и думала. Тогда счастливо, не забудь про послезавтра. – Каблуки Тамары сбрякали по деревянной лестнице на первый этаж, откуда доносились комариное зудение двух балалаек и размывчивые выкрики.

ЧАСТЬ ПЯТАЯ

Крылову действительно было недалеко. Он не спеша прошелся по Пушкарскому переулку, мощенному грубой брусчаткой; толстенькие пушки петровских времен, стоявшие тут и там на крылечках особняков и просто на гранитных плитах, мирно грелись на солнце, будто большие черные кошки. В стандартном магазинчике «Мир сантехники» Крылов купил недорогой, но надежный смеситель. Добравшись до жилого дома цвета горчицы, окруженного неопрятными тополями, Крылов вошел в подъезд, похожий на старый кухонный шкаф, пешком поднялся на четвертый этаж и отпер дверь, за которой его ожидал многодневный и крепкий настой тишины.

Ни одна душа на свете не знала, где именно он сейчас находится.

В прошлом году, в ноябре, Крылову крупно повезло. Доля его от продажи камней, привезенных Анфилоговым из первой экспедиции в кармане рубахи, составила сумму, очень неплохую для повседневной жизни, но в житейской перспективе ничего не решавшую. И вдруг на глухом и мерзлом липовом стволе, по пути к дымящемуся лужами метро, он увидал прикнопленную бумажку, исписанную дамским каллиграфическим почерком; из-за того что листок был подернут зеркалистым инеем, строки казались гравированными на металле. Это было объявление о продаже однокомнатной квартиры – практически в центре, буквально за половину обычной цены. Наплевав на все свои дела, Крылов немедленно позвонил и, получив приглашение, бросился бегом – по пути высматривая аналогичные листочки, чтобы их уничтожить; но, как ни удивительно, не увидал ни одного.