74  

Он подходил к башне.

«Парень, ты никогда не заберешься на нее».

Джек догрыз яблоко и не думая, почему так поступает, принялся руками закапывать огрызок в землю. Казалось, башня сделана из досок, и Джек прикинул, что ее высота около пятисот футов. Она выглядела полой изнутри. На верхушке была площадка, и там толпились люди.

Джек присел на обочине, обхватив руками колени. Ветер дул в спину. По траве бежали волны.

«НИКОГДА мне туда не взобраться, — подумал он, — даже за миллион долларов».

И вдруг случилось то, чего он боялся еще тогда, когда в первый раз увидел на башне людей: один из них стал падать.

Джек вскочил на ноги; лицо его побледнело. Мальчику уже представлялось неподвижное, распростертое на земле тело… Внезапно глаза его расширились и из груди вырвался сдавленный крик. Человек отнюдь не падал с башни и не бросился с нее для самоубийства, он просто спрыгнул вниз. На полпути к земле что-то хлопнуло за его спиной (Джек решил, что это парашют, и ужаснулся, что тот не успеет раскрыться)…

Но это был не парашют.

Это были крылья.

Падение замедлилось и, наконец, прекратилось совсем, когда мужчина оказался в пятидесяти футах над землей. Затем он стал взлетать, все выше и выше; крылья почти соприкасались во время взмаха; их движения были похожи на движения рук пловца, финиширующего на дистанции.

«Ой-ой-ой, — подумал Джек, изумленно глядя вверх. — Ой-ой-ой, что ж это происходит, ой-ой-ой!»

Второй мужчина проделал то же самое, за ним третий, четвертый… Через пять минут в воздухе оказалось около пятидесяти человек. Они спрыгивали с башни, выписывали «восьмерки» и оказывались с другой стороны башни; вновь «восьмерка» — и возвращение на исходную площадку. И все повторялось сначала.

Они парили и танцевали в воздухе. Джек восхищенно смеялся. Зрелище напоминало балет на воде, где все кажется очень простым, если смотреть со стороны, и очень сложным, если попытаться самому.

Но здесь было другое. Полет людей не выглядел легким делом, не требующим усилий; они явно затрачивали много энергии для пребывания в воздухе; и Джек почувствовал страх за них.

Ему вспомнились времена, когда мать брала его с собой к своей подруге Мирне, которая была настоящей балериной, работающей в профессиональной труппе. Джеку приходилось видеть Мирну и других танцоров в спектаклях — мать часто ходила с ним на премьеры. Но он никогда не видел Мирну на репетициях… И вот однажды это случилось. Джека тогда потряс контраст между впечатлением от балета на сцене, где, казалось, все делается легко и просто, и репетицией у станка, когда лицо балерины обливается потом, а хореограф не хвалит, а только ругает. Комнату, где занимались балерины, заполнял тяжелый запах пота.

На шеях вздувались вены. Кроме замечаний хореографа единственными звуками были шарканье ног по полу и тяжелое, прерывистое дыхание. Джек внезапно понял, что танцоры постепенно убивают себя. Больше всего ему запомнилось выражение их лиц — полное сосредоточение, преодоление боли и удовольствие от выполняемой работы. Джек не мог понять, в чем тут можно находить удовольствие. Неужели боль может доставлять удовольствие?

Людям, которые летали перед ним, тоже, наверное, больно. Интересно, это действительно крылатые люди, как люди-птицы из сериала «Флэш Гордон», или крылья их подобны крыльям Икара? Впрочем, это не имело значения… во всяком случае, для Джека.

«Радость.

Они живут среди волшебства, эти люди.

Радость помогает им взлететь».

Вот что имело значение. Их поддерживала радость, и неважно, были ли крылья прикреплены к плечам или росли из них. Потому что даже отсюда он видел на их лицах такое же выражение, что у балерин из труппы Мирны. То, что делали парни в небе, было одновременно ужасно и прекрасно.

«Все это похоже на игру», — подумал Джек, и внезапно почувствовал истинность этого утверждения. Игра, или нет, — скорее подготовка к игре. Подготовка к зрелищу, участвовать в котором могут только избранные.

«Радость», — вновь пришло в голову мальчика. Он встал, рассматривая людей, рассекающих воздух. Его волосы развевал ветер. Он стоял, как юный рыбак в поэме Элизабет Бишоп; время его невинности прошло, и кругом была радуга, радуга, радуга…

«Радость — это исключительно бодрящее слово».

Чувствуя себя еще лучше, чем раньше, когда все это только началось — только Господу известно, как давно это началось — Джек вновь двинулся вперед по Западной Дороге. Его шаги были легки, на лице блуждала улыбка. Он оглядывался назад, и еще долго мог видеть летающих. Воздух Территорий был настолько чист, что казался прозрачным. И даже после того, как башня и люди, парящие над ней, скрылись из виду, у мальчика осталось ощущение радости, подобное радуге над головой.

  74  
×
×