Белая тетрадь

– Этот твой Дэриэлл… Он нас словно преследует, честное слово.

– Как и твои старые друзья, – нахмурилась я, обижаясь за целителя. – Иногда у меня такое чувство, что ты во всех городах на свете завел себе группу поддержки. Этого ты спас, этот был в твоем клане. И все поголовно держат гостиницы и рестораны.

– И сувенирные лавки, – машинально дополнил Максимилиан и улыбнулся. – Ничего удивительного. Если ты одиночка, а не кланник, то тебе нужно думать и о легальном заработке, и о подборе жертвы, желательно безопасном и не привлекающем внимания. Укус не означает смерть. А постояльцы отеля, так сладко спящие ночью, разве не идеальные жертвы? Или припозднившиеся посетители кафе, ночного магазина, кинотеатра… Если честно, половина таких частных заведений принадлежат ар-шакаи и им подобным. Для тебя это новость?

– Как-то не задумывалась, – честно призналась я. – Брр, теперь точно не буду останавливаться в непроверенных гостиницах. А то еще подкрадется ночью какая-нибудь пакость… Так что насчет твоих многочисленных знакомых? Или это нормально среди шакаи-ар – знать всех и вся?

– Это нормально среди тех, кто много путешествует, – снисходительно пояснил Максимилиан, довольно жмурясь. – И, опережая твой следующий вопрос, – я путешествую очень много. Нигде не задерживаюсь надолго, благо клан у меня вполне самостоятельный. Так что я могу бродить по всему миру, сколько душе угодно, – несколько смущенно добавил он.

– Я странник, забытый на землях чужих… – чуть слышно пробормотала я.

Максимилиан удивленно посмотрел на меня поверх чашки.

– Это строчка из одного стихотворения, – пояснила я. – Иногда вспоминаю его, когда смотрю на тебя.

– Расскажешь? – искренне заинтересовался Ксиль. Глаза у него в этот миг были совершенно по-детски наивные и требовательные. Или казались такими – кто его разберет, этого князя, какой он на самом деле…

– В другой раз, – покачала я головой. – Сейчас не вспомню, наверное.

Некоторое время мы просто сидели и потягивали горячий напиток. Я хрустела пирожными, Максимилиан меланхолично помешивал шоколад коричным печеньем. Дождь усилился, и меня опять начало клонить в сон – вязкий, как патока, неодолимый и превращающий реальность в подобие киноленты – вроде бы и происходит что-то, но ты – зритель, и не больше.

«Все-таки он вернулся, – думала я, разглядывая четкий профиль князя. – И не за какими-то тряпками, а за мной. За мной. Интересно, это надолго?»

Вряд ли. Даже учитывая его ревность к Дэриэллу и романтические поцелуи под дождем, я не могла поверить, что он меня любил. Хотела поверить, но не могла. В конце концов, что ему одна девочка из многих и многих? Максимилиан уйдет через пару дней, а я останусь одной из тех, безымянных, которые думают, что у них есть он.

– Ерунда, – хмыкнул Максимилиан. Губы у него были перемазаны шоколадом. – Я тебя точно запомню.

– Да-да, совершенная память и все такое, – ответила я неожиданно едко.

– Особенности памяти шакаи-ар тут ни при чем, Найта. – Он улыбнулся и слизал шоколад. Меня бросило в жар – я помнила, каким горячим и по-кошачьи шершавым был этот язык. – И не думай о всяких глупостях. Я не вернулся бы, если бы ты не была мне нужна.

– Хорошо, не буду, – послушно согласилась я, заливаясь румянцем от этого «нужна». Мысли выстроились ассоциативной цепочкой – нужна, вернулся, исчезал… И с моих губ слетел закономерный вопрос: – Послушай, а где ты пропадал так долго?

– У меня был приступ, – коротко и непонятно ответил Ксиль.

Я вздрогнула, вспомнив слова Тантаэ: «Ему остался год, в лучшем случае два…»

– И часто это с тобой происходит? – вырвалось у меня прежде, чем я сообразила, о чем спрашиваю.

Губы его болезненно искривились. От Ксиля вдруг повеяло такой тоской, что у меня горло перехватило. А еще – липким, тянущим, ледяным страхом.

– Не слишком. Но в последнее время все чаще… – Он вдруг судорожно вздохнул и прошептал почти безумно: – Я не хочу умирать, Найта.

В хриплом голосе было столько отчаяния, что мне стало не по себе. За прошедшие дни я почти выкинула ту сцену из головы, но сейчас она предстала передо мной как вживую. Эмоции князя, уже не сдерживаемые никакими щитами, хлынули в мое сознание, как будто я вновь окунулась в черно-синие крылья.

Отчаяние и тьма. Страх перед болью, которая приходит внезапно. Страх исчезнуть, когда так много впереди неизведанного. Страх, что ничего не будет потом или будет слишком больно. Страх, страх, страх – удушающий и отдающий кислинкой на языке.