Зелёная Миля (Green Mile)

Я сразу перестал смеяться, ощутив холодок, мгновенно пронизавший меня до костей. Я не знаю, почему я это почувствовал, – никто ведь не любит выглядеть смешным, но я собираюсь рассказывать и об этом.

На секунду я вообразил себя не охранником, а вот этой мышью – всего лишь еще одним осужденным преступником на Зеленой Миле, который осужден и приговорен, но все еще в состоянии смело глядеть вверх на стол, возвышающийся на километры (словно трон Господа в Судный день, который, несомненно, предстоит увидеть однажды нам всем), и на сидящих за ним гигантов в синей одежде с низкими тяжелыми голосами. Гиганты эти стреляли в таких из пистолетов ВВ, гоняли их щетками или ставили ловушки, которые ломали им хребет, пока они осторожно пробирались к кусочку сыра на медной пластинке.

Щетки около стола не было, но в ведре стояла вращающаяся швабра, конец которой все еще находился в отжимателе: была моя очередь мыть зеленый линолеум и все шесть камер, и перед тем, как засесть за бумаги с Дином, я это сделал. Я увидел, что Дин хочет взять швабру и замахнуться. Я коснулся его кисти как раз в тот момент, когда его пальцы дотянулись до гладкой деревянной ручки. «Оставь, пусть будет», – сказал я.

Он пожал плечами и убрал руку. Я понял, что он не более, чем я, испытывал желание прихлопнуть мышь.

Брут отломил кусочек от бутерброда с солониной и протянул его через стол вперед, осторожно сжимая двумя пальцами. Мышь посмотрела вверх с живым интересом, словно уже зная, что это такое. Наверное знала, я видел, как зашевелились ее усики и дернулся носик.

– Брут, не надо! – воскликнул Дин, потом взглянул на меня. – Не разрешай ему, Пол! Если он начнет кормить эту зверюшку, то нам придется накрывать стол для всех четвероногих тварей.

– Я просто хочу посмотреть, что она станет делать, – сказал Брут. – Исключительно в интересах науки. – Он посмотрел на меня: я был начальник, даже в таких отклонениях от устава. Я подумал и пожал плечами, словно мне было все равно.

Конечно же, мышь все съела. В конце концов, на дворе стояла Депрессия. Но то, как она ела, привело нас в восторг. Она подошла к кусочку сендвича, обнюхала его, а потом села перед ним, словно собака, схватила и разделила хлеб пополам, чтобы добраться до мяса. Она сделала это так сознательно, словно человек, приступающий к хорошему обеду с ростбифом в своем любимом ресторане. Я никогда не видел, чтобы животное так ело, даже хорошо дрессированная собака. И все время, пока мышь ела, она не сводила с нас глаз.

– Это разумная мышь или голодная, как волк, – прозвучал новый голос. Это был Биттербак. Он проснулся и теперь стоял у решетки камеры в одних обвисших трусах. В правой руке между указательным и средним пальцами он держал самокрутку, его седые, цвета стали волосы, заплетенные в две косы лежали по плечам, когда-то мускулистым, а теперь начинающим становиться дряблыми.

– Ты знаешь индейскую мудрость о мышах, Вождь? – спросил Брут, глядя, как мышь ест. Мы были просто поражены, насколько аккуратно она держала кусочек солонины в передних лапах, иногда поворачивая его и глядя с восхищением и одобрением.

– Не-а, – сказал Биттербак. – Знал я одного смелого, у него была пара перчаток, он уверял, что они из мы-шиной кожи, но я не верил. – Потом он засмеялся, слов-но все это было шуткой, и отошел от решетки. Я ус-лышал, как заскрипела койка, когда он ложился.

Этот звук стал сигналом для мыши, что пора уходить. Она покончила с тем, что держала, фыркнула над тем, что осталось (в основном хлеб, пропитанный горчицей), потом снова посмотрела на нас, будто хотела запомнить лица, если вдруг встретимся снова. Потом повернулась и засеменила туда, откуда пришла, но уже не заглядывая в камеры. Ее поспешность напомнила мне Белого Кролика из «Алисы в стране чудес», и я улыбнулся. Она не задержалась у двери в смирительную комнату, а исчезла под дверью. Стены этой комнаты были обиты мягким, специально для тех, у кого слегка размягчились мозги. Мы держали там инвентарь для уборки, когда не использовали его по прямому назначению, и несколько книг (в основном вестерны Кларенса Милфорда, но в одной, которую выдавали только по особым случаям, была богато иллюстрированная сказка, где Попай, Блуто и даже Вимпи – Пожиратель Котлет по очереди отвоевывали Олив Ойл). Там еще находились всякие принадлежности, в том числе цветные восковые каран-даши, которым Делакруа позднее нашел хорошее применение. А еще в смирительной комнате лежала куртка, которую никто не желал надевать: белая, сшитая из двойного слоя ткани с пуговицами, застежками и пряжками на спине. Мы все знали, как в два счета запаковать в нее «проблемного» ребенка. Они не так часто бушевали, наши потерянные парни, но, если бушевали, Боже, ждать не приходилось, когда все уладится само собой.