73  

— Не перебивай, когда старшие говорят, — рассердилась старуха, и кресло возмущенно заскрипело, подтверждая ее слова. — Я тебя насчет голубка твоего сизокрылого предупреждала. Ты не послушала, да уж теперь не важно. Ты без помощи пропадешь, а то, глядишь, вернется твой голубок, схватит тебя под белы рученьки и своему старейшине в лучшем виде представит.

— С чего это вы взяли? — не выдержала я.

— А с чего, думаешь, дружок‑то твой улетел? Уж он бежал так, будто за ним дикие толпой неслись! — старуха хрипло захохотала — точь‑в‑точь стая ворон, каркающих на свежевспаханной пашне. — А все потому, что Он его позвал. Отец его, старейшина. У них, у вампиров, крепкая связь. Глава Дома из них из всех веревки вить может. Так что твой Артур забьется теперь под какой‑нибудь куст и будет сидеть там и сам себя бояться. А то и поползет к своему Отцу на брюхе в грехах каяться да поступки свои окаянные искупать.

— Зачем вы мне все это говорите? — я всматривалась во враждебную темноту.

— Затем, чтобы ты, дите неразумное, поняла, что сгинешь ты одна, ни за грош пропадешь. Нет тебе никуда дороги, разве только…

Старуха замолчала, ожидая, что я заглочу ее крючок, но я не произнесла ни слова.

— …Если только в ученицы ко мне не пойдешь, — закончила она, — мне как раз сейчас ученица надобна. Стара, вишь, стала, едва ноги передвигаю.

— И чему учить будете? — поинтересовалась я для проформы.

— Да всему. Что сама знаю — тому и научу.

Воистину альтернатива — это прекрасно! Итак, какой у меня есть выбор: пойти повеситься… Нет, уже решили, что обойдутся, не дождутся, пусть и не надеются… Что дальше? Дождаться вампиров, делая ставки, кто выиграет этот забег: посланцы старейшины или Ловчий. Что, не с кем даже поспорить об этом? А было бы прикольно. Ну тогда ладно, переходим к третьему варианту. Последнее заманчивое предложение на сегодняшний день (но, возможно, отнюдь не последнее в этом сезоне) — стать ведьмой. Если здесь нет никакой подставы (впрочем, без подставы даже не интересно, за мной уже несколько дней никто не гонялся, вокруг меня никого не убивали — скучновато становится, не правда ли?!), то предложение действительно занятное. Как раз сегодня об этом думала.

— Вы знаете, — проговорила я, поднимаясь с кресла, — как раз совпало, что до следующей пятницы я совершенно свободна. Почему, думаю, так сказать, не приобщиться к знаниям?… Черные заговоры наводить, жаб с ужами в ступке перетирать… Знаете, определенно ощущаю в себе бездну способностей.

Я давно знала за собой такую особенность: чем хуже мне было, тем большую чушь я начинала нести. Если бы Вика или кто‑нибудь из класса услышал меня сейчас, вот ведь ухохотались бы. А старуха ничего — как будто все идет как и должно идти.

— Вот и сладили, яхонтовая, — усмехнулась она. — Собирайся. К нам поедешь.


Часть III ЗА ДВА ШАГА ДО РАССВЕТА

Глава 1


Я никогда не видела такого странного места: передо мной было поле, целиком покрытое огромными валунами, образующими нечто вроде лабиринта, а посреди него, в ровном‑ровном круге, свободном от камней, возвышалось сухое дерево. Вокруг него собрались люди, слышалась тихая монотонная песня, слова которой разобрать было абсолютно невозможно, однако мелодия словно гипнотизировала, подчиняла себе, заставляя сердце биться точно в такт. Удар‑удар‑удар, удар‑удар‑удар. Темп все ускорялся, звук нарастал, и мне стало казаться, что сердце вот‑вот пробьет грудную клетку и, как освободившаяся птица, выпорхнет и улетит куда‑то в бледно‑серое небо. Там‑там‑там, там‑там‑там…

Прислушиваясь к этим ощущениям, я, сама не замечая как, оказалась в центре поляны. Камни вокруг старого дерева складывались в какой‑то узор. Глядя на него, я поняла, что это — спираль, похожая на свернувшуюся змею. За границей этой спирали, на свободном пространстве под похожим на скелет деревом собрались люди. Они показались мне очень странными. Все до одного — и мужчины, и женщины — были обнажены, а тела их блестели, словно натертые маслом. Они пели свою странную песню и двигались по кругу. Только теперь я заметила, что под деревом стоит одиночный камень, или, вернее, каменный алтарь, а на нем — большая каменная чаша, до краев полная темно‑красной жидкости. Отчего‑то я точно знала, что это — кровь.

  73  
×
×