История Лизи

В общем, встревожили её не показания барометра и, конечно же, не перспектива очередного перелёта. Но в ванной, потянувшись к выключателю, чтобы зажечь свет над раковиной (этот маневр она выполняла без единого происшествия, легко и непринуждённо, изо дня в день все восемь лет, которые они прожили на Шугар-Топ-Хилл, то есть примерно три тысячи раз, с учётом частых поездок), тыльной стороной ладони сшибла стеклянный стакан сзубными щётками. Он упал на плитки пола и разбился приблизительно на три тысячи мелких осколков.

— Говняный пожар, без всяких долбаных спичек! — воскликнула она, испуганная и раздражённая, так как вдруг обнаружила, что… она не верила в знаки и знамения, ни Лизи Лэндон, писательская жена, ни Лизи Дебушер с Саббатус-роуд в Лисбон-Фоллс. Знаки и знамения — это для живших в лачугах ирландцев.

Скотт, который только что вернулся в спальню с двумя чашками кофе и тарелкой гренков с маслом, остановился как вкопанный: «Что ты разбила, крошка?»

— Ничего такого, что вылезло из собачьей жопы, — злобно ответила Лизи и сама себе изумилась. Так говорила бабушка Дебушер, а бабушка Ди определённо верила в знаки и знамения, но старушка умерла, когда Лизи только-только исполнилось четыре годика. Неужто она могла помнить бабушку? Похоже на то, раз стояла здесь, глядя на валяющиеся вокруг осколки стекла, и с её губ сорвались те самые слова, которые произносила бабушка Ди, когда считала, что видит знамение, да ещё и произнесла прокуренным голосом бабушки Ди… и возвращение в настоящее, она стоит и наблюдает, как её муж делает всё, чтобы облегчить фотографу жизнь, одетый в самый лёгкий из своих летних костюмов с пиджаком спортивного покроя (и всё равно скоро под мышками проступят круги пота).

— Разбитое стекло утром — разбитые сердца вечером.

Это была заповедь бабушки Ди, которую запомнила как минимум одна маленькая девочка, запомнила до того дня, как бабушка Ди, хрипя, упала на птичьем дворе и из фартука высыпался куриный корм.

Вот так-то.

Не жара, не полёт, не этот Дэшмайл, который попал во встречающие-сопровождающие только потому, что завкафедрой английского языка и литературы днём раньше с сильнейшими болями в животе угодил в больницу, где ему сразу удалили камень из мочевого пузыря. Это разбитый… долбаный… стакан в сочетании с высказыванием давно умершей бабушки-ирландки. А шутка-то заключалась в том (как потом указал Скотт), что этого вполне хватило, чтобы она насторожилась. По крайней мере хотя бы наполовину подготовилась к неожиданностям.

«Иногда, — скажет он ей чуть позже, ещё лёжа на больничной койке (ах, но ведь он мог так легко лечь в гроб, и тогда его бессонные, раздумчивые ночи канули бы в Лету), шёпотом, с усилием, — иногда хватает даже малости, чтобы отвести беду. Народная мудрость».

И со временем она точно узнает, о чём он тогда говорил.

4

У Роджера Дэшмайла сегодня болит голова, Лизи это знает, хотя из-за этого отношение к нему не улучшается. Если и существовал сценарий церемонии, то профессор Хегстром (тот самый, у которого случился острый приступ мочекаменной болезни) не успел сказать Дэшмайлу или кому-то ещё, каковы основные этапы или где лежит бумага, на которой они перечислены. Так что Дэшмайла оставили наедине с отведённым на церемонию временем и персонажами, включая писателя, которого он невзлюбил с первого взгляда. Когда маленькая группа (руководство университета и почётные гости) покинула Инман-Холл, чтобы совершить короткую, но очень уж жаркую прогулку к участку земли, где предстояло появиться библиотеке Шипмана, Дэшмайл сказал Скотту, что действовать они будут практически по обстановке. Скотт добродушно пожал плечами. Какие возражения? Для Скотта Лэндона это стиль жизни.

— Я вас предста-ахвлю, — сказал мужчина, о котором в последующие годы Лизи думала исключительно как о трусе. А пока они шли к выжженному солнцем участку земли, отведённому под новую библиотеку, фотограф, которому доверили запечатлеть этот момент для истории, бегал взад-вперёд, снимал и снимал, не зная отдыха. Впереди Лизи увидела прямоугольник свежей земли пять на девять футов, привезённой, как она предположила, этим утром. Но никто не подумал накрыть её брезентом, так что земля начала уже подсыхать, как бы покрываясь сероватым налётом.

— Кто-то должен это сделать, — согласился Скотт. Говорил весело, но Дэшмайл нахмурился, словно уязвлённый незаслуженной насмешкой. Затем, вздохнув, продолжил: