История Лизи

Лизи вернулась к дереву «нежное сердце», ствол которого покрывал мох, тому самому, которое чем-то напоминало пальму, неся с собой остатки жёлтого афгана и влажную, на ощупь напоминающую гриб папку с рукописью. Положила их на землю, потом подняла крест с надписью «ПОЛ» на перекладине. Он расщепился, был в крови и перекошен, но не сломался. Лизи выпрямила перекладину и поставила крест на прежнее место. Когда это сделала, заметила что-то лежащее рядом, почти скрытое высокой травой. Она знала, что это, ещё до того, как взяла в руки: шприц, которым так и не воспользовались, теперь более ржавый, чем прежде, с колпачком на игле.

«Тут ты играешь с огнём, Скут», — сказал его отец, когда Скотт предложил накачать Пола наркотиками… и его отец оказался прав.

«Да вот же он! Я уж испугался, что укололся иглой! — сказал Скотт Лизи, когда перенёс её в Мальчишечью луну из их спальни в «Оленьих рогах». — После стольких-то лет только этого и не хватало… но колпачок на месте!»

Колпачок оставался на месте. И наркотик внутри, как будто и не прошло стольких лет.

Лизи поцеловала тусклое стекло цилиндрической ёмкости шприца (почему, сказать не могла) и положила его в папку с последней историей Скотта. Затем, сжимая в руках остатки свадебного афгана доброго мамика, двинулась по тропе. Коротко глянула на доску, которая лежала в высокой траве рядом с тропой, буквы выцвели, но всё ещё проступали на дереве, всё ещё складывались в слова «К ПРУДУ», а потом вошла под деревья. Поначалу скорее кралась, чем шагала, мешал страх, казалось, что-то — и она знала, что именно, — затаилось поблизости, и странный и ужасный разум этого что-то может обнаружить её. Потом мало-помалу Лизи расслабилась. Длинный мальчик пребывал где-то в другом месте. Мелькнула мысль, что он вообще не в Мальчишечьей луне. А если и здесь, то уполз в чащу леса. Лизи Лэндон составляла лишь малую толику его интересов, потому что её последние вторжения в этот экзотический, но пугающий мир были непреднамеренными, а скоро могли прекратиться вовсе. Теперь, когда Дули вычеркнули из её жизни, возвращаться сюда ей было вроде бы и незачем.

Некоторые вещи — как якорь Лизи ты помнишь.

Лизи ускорила шаг, и когда подошла к тому месту, где на тропе лежала лопата с серебряным штыком, потемневшим от крови Дули, переступила через неё, едва удостоив мимолётным взглядом.

К тому времени она почти что бежала.

25

Когда Лизи вернулась в пустой кабинет, на амбарном сеновале стало ещё жарче, но Лизи чувствовала себя комфортно, потому что на этот раз вернулась, промокнув до нитки. На этот раз вернулась, обернув вокруг талии, словно широкий пояс, остатки жёлтого афгана, тоже мокрого.

«Воспользуйся африканом», — написал Скотт, добавив, что она знает, как вернуть его назад — не в Мальчишечью луну, а в этот мир. И, разумеется, она знала. Вошла в пруд, обернув афган вокруг талии, потом вышла из пруда. И там, стоя на твёрдом белом песке, определённо в последний раз, спиной к печальным и молчаливым зрителям на скамьях, глядя на воды, над которыми со временем предстояло взойти полной луне, она закрыла глаза и просто… что? Пожелала вернуться? Нет, повела себя более активно, не столь мечтательно… пусть и не без грусти.

— Я криком вернула себя домой, — сказала она пустой анфиладе комнат, лишённой его столов, компьютеров, книг, музыки, лишённой его жизни. — Вот что я сделала. Не так ли, Скотт?

Ответа не последовало. Должно быть, он уже сказал всё, что хотел. И, возможно, хорошо, что сказал. Наверное, лучше и быть не могло.

Сейчас, пока её опоясывал пропитанный водой пруда африкан, она могла вернуться в Мальчишечью луну, если бы захотела; опоясанная этой мокрой магией, она могла бы отправиться и дальше, в другие миры, расположенные за Мальчишечьей луной… она не сомневалась, что такие миры существовали, и люди, которые расположились на скамьях, со временем уставали от сидения, поднимались и находили некоторые из этих миров. Опоясанная мокрым африканом, она могла бы даже летать, как летала во снах. Но делать этого она не собиралась. Скотт грезил наяву, иногда потрясающе… но это были его талант и его работа. А для Лизи Лэндон одного мира хватало с лихвой, хотя она подозревала, что в её сердце навсегда останется уголок и для того мира, где она видела, как солнце уходит в свой дом грома, тогда как луна поднимается из дома серебряной тишины. Да ладно, какого хрена. У неё был дом, где она могла повесить свою шляпу, и хороший автомобиль, чтобы ездить. У неё были шмотки для тела и обувка для ног.