39  

— Жуткая грязь, и, возможно, ты права, возможно, «Грин-лаун» очень даже ей подойдёт… это частная клиника… лишнего там не скажут… я просто не знаю… может, ты всё-таки сможешь её уговорить, наверное, сумеешь, она тебя слушается, всегда слушалась, я просто ума не приложу, что…

— Пойдём, Дарла. — Голос Лизи звучал успокаивающе, и ей вдруг открылось: сигареты ну совершенно не нужны. Сигареты — это дурная привычка ушедших дней. Сигареты мертвы, как и её муж, потерявший сознание во время выступления и вскорости умерший в больнице в Кентукки, бул, конец. И она хотела держать в руке не «Салем лайтс», а черенок этой серебряной лопаты.

Вот что её успокаивало, и при этом не требовалась зажигалка.


3

Это бул, Лизи.

Она снова услышала эту фразу, когда включила свет на кухне Аманды. И опять увидела его, направляющегося к ней по укрытому тенью лугу за домом в Кливс-Миллс, где находилась её квартира. Скотта, который мог быть безумным, Скотта, который мог быть храбрым, Скотта, который мог быть и тем, и другим одновременно при определённых обстоятельствах.

И это не просто бул, это кровь-бул!

Квартира, где она научила его трахаться, где он научил её говорить «долбаный» вместо «грёбаный», где они учили друг друга ждать, ждать, ждать ветра перемен. Скотт шагал сквозь густую смесь цветочных ароматов, потому что с той стороны стояли теплицы, окна которых вечером раскрывали для проветривания. Скотт шагал, окутанный всеми этими ароматами, вечером, в конце весны, к фонарю, который горел над дверью чёрного хода её квартиры. Она дожидалась его на пороге. Злилась, но не так чтобы очень. Пожалуй, была даже готова помириться. В конце концов, её динамили и раньше (но не он), и у неё были бойфренды, которые на поверку оказывались любителями выпить (в том числе и он). Но когда она увидела его…

Своего первого кровь-була.

А теперь она видела второго. Кухня Аманды была замазана, забрызгана, залита, как сказал бы Скотт (обычно плохо имитируя Говарда Косела[33]), кларетом. Красные капли на весёленьком жёлтом пластике столика у стены. Красное пятно на стеклянном окошке микроволновки, много красного на линолеуме. Кухонное полотенце на раковине, пропитанное красным.

Лизи посмотрела на всё это и почувствовала, как учащённо забилось сердце. Это естественно, сказала она себе, обычная реакция нормального человека на кровь. Плюс подходил к концу длинный, полный переживаний день. Ты должна помнить, что всё выглядит гораздо хуже, чем есть на самом деле. Ты можешь поспорить на что угодно, что она сознательно разбрызгивала кровь… Аманда всегда стремилась драматизировать ситуацию. А ты видела кое-что похуже, Лизи. К примеру, рану на животе вокруг пупка. Или Скотта в Кливсе. Согласна?

— Что? — переспросила Дарла.

— Я ничего не говорила, — ответила Лизи. Они стояли в дверях, глядя на свою несчастную старшую сестру, которая сидела за кухонным столом (также с поверхностью из жёлтого пластика), наклонив голову, с упавшими на лицо волосами.

— Ты сказала. Ты сказала «согласна».

— Хорошо, я сказала «согласна», — резко ответила Лизи. — Добрый мамик учила нас, что у тех людей, которые говорят сами с собой, есть деньги в банке. — И деньги у неё были. Благодаря Скотту она «стоила» порядка двадцати миллионов долларов, чуть больше или чуть меньше, в зависимости от текущих биржевых котировок государственных облигаций и некоторых акций.

Но деньги не так много значат, когда ты стоишь на залитой кровью кухне. Лизи задалась вопросом: а может, Анди никогда не использовала говно только потому, что просто не додумалась до этого? Если так, то это истинный подарок Господа, не правда ли?

— Ты убрала ножи? — строго спросила она Дарлу.

— Разумеется, убрала, — с негодованием ответила та… но всё так же тихо. — Она сделала это осколками грёбаной чайной чашки. Пока я писала.

Лизи уже решила, что при первой возможности закажете «Уол-Марте» новые чайные чашки. Жёлтые, чтобы подходили к остальной кухне, но только пластиковые и с наклейкой на дне «НЕБЬЮЩАЯСЯ ПОСУДА».

Она опустилась на колени рядом с Амандой, попыталась взять её за руку.

— Руки она и порезала, — предупредила Дарла. — Обе ладони.

Очень осторожно Лизи сдвинула кисти Аманды с её коленей. Перевернула их, и её передёрнуло. Кровь в порезах начала сворачиваться, и тем не менее у неё заныло в желудке. И, конечно же, порезы заставили её опять вспомнить о Скотте, выходящем из тёплой темноты и протягивающем руку, с которой капала кровь, словно предложение любви, словно искупление страшных грехов: напившись, он забыл про их свидание. И после этого они назвали Коула безумцем?


  39  
×
×