84  

— Если Дули захочет зайти и проверить, как обстоят дела, — Клаттербак очень деликатно обходил острые углы, — то увидит патрульную машину и проедет мимо.

Лизи надеялась, что в этом правота будет на стороне Клат-тербака.

Такие, как Дули, продолжил Клаттербак, обычно больше говорят, чем делают. Если им не удаётся запугать человека и получить желаемое, они предпочитают забыть о том, что просили.

— Мне представляется, что вы больше никогда о нём не услышите.

Лизи хотелось бы, чтобы и в этом он не ошибся. Но сомнения у неё оставались. Прежде всего из-за того, как «Зак» всё обставил. Позаботился о том, чтобы его не могли остановить, во всяком случае, не мог остановить человек, который нанял его.


2

Не прошло и двадцати минут после завершения разговора с помощником шерифа Клаттербаком (которого её усталому мозгу хотелось назвать то ли помощник шерифа Баттерхаг[70], то ли, возможно, в связи с упоминанием «полароидов», помощник шерифа Шаттербаг[71]), как у её порога появился худощавый мужчина, одетый в хаки, с большим револьвером на бедре. Он представился как помощник шерифа Дэн Боукмен и сказал, что, согласно полученным инструкциям, он должен забрать «некое письмо» и сфотографировать «некое усопшее животное». Лизи при этом удалось сохранить строгое лицо, пусть ради этого она и прикусила щёку изнутри. Боукмен упаковал письмо вместе с белым конвертом в пластиковый пакет, который дала ему Лизи, потом спросил, положила ли она «усопшее животное» в морозильник. Лизи сделала это, как только закончила разговор с Клаттербаком, сунула зелёный мешок для мусора в дальний левый угол большого «тролсена», совершенно пустого, если не считать нескольких стейков из лосятины, которые подарил ей и Скотту их бывший электрик, Смайли Фландерс. Смайли выиграл главный приз лотереи (какой, Лизи не помнила) и перебрался в Сент-Джон-Вэлью, где Чарли Корриво трахал сейчас свою молодую жёнушку, подумала Лизи. Другого места для дохлой кошки Галлоуэев, кроме как рядом с мясом, которое Лизи есть не собиралась ни при каких обстоятельствах (разве что в случае атомной войны), просто не было, и она сказала помощнику шерифа Боукмену, чтобы он, закончив фотографирование, положил «некое усопшее животное» туда и только туда. Он со всей серьёзностью пообещал «подчиниться её требованию», и ей вновь пришлось прикусывать щёку изнутри. Однако на этот раз смех едва не вырвался из неё. Поэтому, как только он спустился в подвал, Лизи повернулась к стене, словно шаловливый ребёнок, прижалась к ней лбом и, зажимая рот руками, расхохоталась.

А когда приступ смеха прошёл, вновь подумала о кедровой шкатулке доброго мамика (шкатулка была у Лизи уже лет тридцать пять, о она никогда не думала о ней как о своей).

Она помнила, что шкатулка вкупе с лежащими внутри маленькими памятными вещицами помогала успокоить истерику, поднимающуюся из глубин. И у неё оставалось всё меньше сомнений в том, что шкатулку она положила на чердак. Логичное, между прочим, решение. Оставшееся от сделанного Скоттом хранилось в амбаре и в рабочих апартаментах. Оставшееся от той части её жизни, которая пришлась на годы его работы, хранилось здесь, в доме, который она выбрала и в который они оба переехали, чтобы любить друг друга.

На чердаке лежали четыре дорогих турецких ковра, которые она когда-то обожала, но в какой-то момент, по причинам, до сих пор ей непонятным, они стали её пугать…

По меньшей мере три комплекта чемоданов, которым доставалось всё, что два десятка авиакомпаний (многие маленькие, выполнявшие только местные рейсы) могли обрушить на них. Этим бывалым воинам, заслужившим медали и парады, пришлось удовлетвориться почётной чердачной отставкой (чёрт, парни, это лучше городской свалки)…

Мебель гостиной в стиле «датский модерн», которая, по словам Скотта, выглядела претенциозной, и как же она злилась на него, вероятно, главным образом потому, что соглашалась с его правотой…

Бюро с убирающейся крышкой, «удачная покупка», как выяснилось, с одной укороченной ножкой, под которую приходилось что-то подкладывать, только подкладка всегда вылезала из-под ножки, пока однажды крышка не съехала ей на пальцы, и на том всё и закончилось: бюро определили новое место жительства — долбаный чердак…

Пепельницы на стойках, от их курильных времён…

Старая пишущая машинка Скотта «Ай-би-эм селектрик», на которой он печатал письма, пока не возникли проблемы с чёрной и корректирующей лентами.

  84  
Предыдущая страница Следующая страница
×
×