История Лизи

Лизи, которая крайне редко вообще пользовалась мобильником, отвела помощника шерифа Олстона к «BMW». Как выяснилось, аккумулятор наполовину разряжен, но провод лежал в ящике консоли между передними сиденьями. Помощник шерифа Олстон протянул руку, чтобы вытащить прикуриватель, увидел табачный пепел, и его рука застыла над прикуривателем.

— Вытаскивайте, — дала команду Лизи. — Я решила вновь начать курить, но теперь, похоже, передумала.

— Полагаю, поступили правильно, мэм. — Помощник шерифа Олстон не улыбался. Вытащил прикуриватель, вставил штекер провода. Лизи понятия не имела, что такое возможно. Если она вспоминала, что нужно зарядить мобильник, то несла «моторолу» на кухню. Прошло два года, а она по-прежнему не могла привыкнуть к мысли, что рядом нет мужчины, который прочтёт инструкцию и разберётся с тем, что означают картинки на Рис. 1 и Рис. 2.

Она спросила помощника шерифа Олстона, сколько времени уйдёт на зарядку.

— На полную? Не больше часа, может, и меньше. В это время вы будете неподалёку от телефона?

— Да, мне нужно кое-что сделать в амбаре. Вот в этом.

— Отлично. Как только аккумулятор зарядится, постоянно носите телефон с собой. Зацепите на ремень или за пояс джинсов. При малейших признаках тревоги нажмите на клавишу с цифрой «1», и — бам, — вы уже говорите с копом.

— Спасибо.

— Пустяки. И как я уже говорил, я буду к вам заглядывать. А в восемь вечера меня сменит Дэн Боукмен. Будет дежурить на дороге, если только не поступит вызов. Такое может случиться, в маленьких городах, как этот, вечер пятницы — самое напряжённое время, но у вас будет телефон с режимом быстрого набора, и при необходимости он тут же подъедет.

— Очень хорошо. Вы что-нибудь узнали о человеке, который допекал меня?

— Нет, мэм, — спокойно ответил помощник Олстон… разумеется, он мог сохранять спокойствие, ему же не угрожали причинить боль, да и вряд ли кто-то пытался бы угрожать при его росте в шесть футов и пять дюймов и весе примерно в двести пятьдесят фунтов.

«Таких можно показывать на ярмарке», — мог бы сказать её отец (в Лисбоне Дэнди Дебушер славился своими шуточками).

— Если Энди что-то услышит… я хочу сказать, помощник шерифа Клаттербак — он у нас за старшего, пока шериф Рид-жуик не вернётся после медового месяца, — я уверен, он немедленно даст вам знать. А вы должны выполнять некоторые разумные меры предосторожности. Запирать все двери, когда вы дома, правильно? Особенно с наступлением темноты.

— Правильно.

— И держать сотовый телефон под рукой.

— Буду держать.

Он поднял руки с оттопыренными кверху большими пальцами и улыбнулся, когда она ответила ему тем же.

— Я сейчас спущусь вниз и возьму эту кошку. Готов спорить, вы будете рады, если больше её не увидите.

— Да, — кивнула Лизи, но больше всего она хотела избавиться, во всяком случае, в данный момент, от помощника шерифа Олстона. Чтобы пойти в амбар и заглянуть под кровать. Ту самую, которая последние двадцать или около того лет простояла в выбеленном курятнике. Ту самую, которую они купили (mein gott) в Германии. В Германии, где всё, что могло пойти не так, пошло не так.

8

Лизи не помнила, где она слышала эту фразу, да, разумеется, это и не имело значения, но она с нарастающей частотой приходила ей в голову в те девять месяцев, которые они провели в Бремене: «Всё, что может идти не так, идёт не так».

Всё, что может, именно так.

Дом на Бергенштрассе-Ринг-роуд продувается насквозь осенью, напоминает ледник зимой, становится сырым весной. Оба душа то работают, то нет, туалет внизу — громкий ужас. Хозяин сначала обещает, потом перестаёт отвечать на звонки Скотта. Скотт нанимает немецкую адвокатскую контору за жуткие деньги, главным образом потому, говорит он Лизи, чтобы этому сукосынистому хозяину дома такая вот вопиющая безответственность не сошла с рук, не может Скотт допустить, чтобы над ним взяли верх. Сукосынистый хозяин дома, который иногда многозначительно подмигивает Лизи, когда Скотт не смотрит (она не решается сказать об этом Скотту — когда дело касается сукосынистого хозяина дома, Скотт напрочь теряет чувство юмора), судебное дело проигрывает. Под угрозой юридических санкций он принимается за ремонт: крыша более не течёт, туалет на первом этаже перестаёт жутко хохотать в полночь. Меняют котёл-обогреватель. Вот оно, синеглазое чудо. А потом хозяин заявляется как-то вечером пьяный и кричит на Скотта на смеси немецкого и английского, называя Скотта «американским коммунистическим кипятильником». Эту фразу её муж помнит и ценит до конца своих дней. Скотт, сам далеко не трезвый (в Германии Скотт и трезвость лишь изредка обменивались почтовыми открытками), в какой-то момент предлагает сукосынистому владельцу дома сигарету и говорит ему: «Goinzee on! Goinzee on, mein Furer, bitte, bitte!»^[74]. В этот год Скотт пьёт, Скотт шутит и Скотт натравливает на сукосынистого хозяина дома адвокатов, но Скотт не пишет. Не пишет, потому что он всегда пьян, или всегда пьян, потому что не пишет? Лизи не знает. Серединка на половинку. К маю, когда его учебный курс заканчивается, ей уже всё равно. К маю ей хочется перенестись в такое место, где разговоры в супермаркете или магазинах на главной улице не будут вызывать у неё мысли о существах из фильма «Остров доктора Моро», выведенных путём скрещивания людей и животных. Она знает, это несправедливо, но также знает, что за всё время пребывания в Бремене у неё не появилось ни единой подруги, даже среди жён преподавателей, которые говорят на английском, а её муж слишком много времени проводит в университете. Она же слишком много времени проводит в продуваемом всеми ветрами доме, кутается в шаль, но всё равно мёрзнет, почти всегда одинокая и несчастная, смотрит телевизионные программы, которые не понимает, или слушает, как грузовики ревут на кольцевой транспортной развязке выше по склону холма. Когда проезжают большие «пежо», дом просто трясётся. И тот факт, что Скотт тоже несчастен, занятия идут плохо, а его лекции просто катастрофа, не способствует улучшению настроения. А почему, скажите на милость, должен способствовать? Тот, кто сказал «страдание любит компанию», был битком набит берьмом. «То, что может сломаться, обязательно сломается», однако… этот парень что-то, да знал.

---

74 Возьмите! Возьмите, мой фюрер, пожалуйста, пожалуйста! (иск. нем.)