Аврора Горелика (сборник)

МОНОГАМОВ

Может быть, наоборот, она утром улетает от нас к ним?

ЛЕША-СТОРОЖ

(со сдержанным отчаянием). Там у нее друг, я знаю.

МОНОГАМОВ

Может быть, она не замечает государственной границы?

ЛЕША-СТОРОЖ

Зачем ей прилетать сюда? Зачем так мучить?

МОНОГАМОВ

Ты давно влюблен?

ЛЕША-СТОРОЖ

Влюблен? (Обхватывает голову руками.) Я спать не могу!

МОНОГАМОВ

(вглядывается в даль). Кто это там прыгает у леса по кочкам?

ЛЕША-СТОРОЖ

Это черти играют.

МОНОГАМОВ

Ты приближался к ней?

ЛЕША-СТОРОЖ

Никогда. Боюсь. Да и она пуглива.

МОНОГАМОВ

Она девственница.

ЛЕША-СТОРОЖ

(с горечью). Как же! У нее в Польше друг, он ее тянет, я точно знаю.

МОНОГАМОВ

Зачем же она прилетает по ночам в СССР? Я уверен, она – девственна!

Очень близко слышится глухой генетический зов, страсть, мольба. Вспыхивает зарница, но не гаснет, а зависает над верандой, освещая все вокруг фосфорическим светом.

На веранду медленно и бесшумно поднимается Цапля. Останавливается в неуклюжей застенчивой позе девочки-переростка. Нелепо перекрещенные ноги. Повисший клюв и крылья. С дешевенького нейлонового плаща капает болотная жижа.

МОНОГАМОВ

Цапля, вы девственны?

ЦАПЛЯ

Я несчастна.

Зарница гаснет. Мрак. Топот ног по лестнице, кто-то сбегает на веранду. Вдруг включается электричество. Это Боб, он весь дрожит. Дико осматривается и видит распростертых на полу Моногамова и Лешу-сторожа. Цапля, разумеется, исчезла.

БОБ

(кричит). Кто здесь несчастен? Эй, чуваки, я спрашиваю, кто здесь несчастен? Что происходит в проклятом пансионате? Папаша, это ты?

МОНОГАМОВ

Я влюблен.

БОБ

(машет рукой). Вот, так и знал! Другого от тебя и не ожидал, папаша! (Подходит к рампе и обращается в зрительный зал.) Поймите, в прыжках в высоту все зависит от нервной системы. Вся техника пойдет насмарку, если нервная система забуксует. Поймите, я не могу так, я не могу прыгать, если чувствую, что кто-то где-то так пронзительно несчастен. Летит весь график. (Оборачивается.) Леха, скажи хоть ты, что здесь происходит?

ЛЕША-СТОРОЖ

(в обычном образе). Цапля-сука чавой-то разгугыкалась, падла…

Занавес

Первый антракт

Первый антракт продолжается, как обычно, минут 15–20, и на это время в театре воцаряется анархия. Зрители могут по желанию остаться в зале или пойти в фойе. Артисты могут подработать на разноске бутербродов и напитков. Продажа стихотворно-прозаических текстов из «Цапли». Сбор всевозможных пожертвований. Танцы. Фанты. Флирт. Любая худсамодеятельность поощряется. На сцене, между тем, тоже кое-что происходит, впрочем необязательное. Декорация веранды отъехала в сторону, и пансионат «Швейник» виден теперь целиком посреди приморской равнины. В бледном небе над морем иногда на короткое время может возникнуть мираж европейского готического града. На переднем плане теперь навес автобусной остановки, под навесом скамейка. Предполагается, что где-то в районе оркестровой ямы пробегает забытое Богом и людьми шоссе.

На скамейке, обнявшись, сидят сестры Кампанеец от разных браков. Поют и раскачиваются в такт песни:

• Налево мост, направо мост,
• И Висла перед нами…

Слышится что-то дикое в этой польской песне, в пронзительном недодоенном пении сестер.

4

Глухомания

Среди различных графомании, мегаломании, фикс-идей мы выбираем глухоманию ночей Литвы, эстонских дней.

Восточной Балтики дремота… Пятерками идут года, и тлеют, как хвощи в болотах, торговой Ганзы города.

Торговля обернулась прахом, религия – «большой вопрос»… По селам, как агент Госстраха, с портфельчиком бредет Христос. Ржавеет сфера зодиака, потерян стиль, утрачен жанр. Латиницы злосчастной знаки смущают сонных горожан.

В зеленоватый час заката бузит стрелок-пенсионер. Костел-музей и три плаката… Райцентр балтийской эсэсэр.

. . . . . . . . . . . . . .

Чай на двоих. Почти отчаянье. Вот глухомании плоды: окаменелость, одичанье… Но, словно крапинки слюды, в камнях живет очарованье. Круженье мыслящей воды в прибрежных валунах, ворчание «спидолы» старой… спят сады, стареют сливы… прозябанье… терпенье или умолчанье?.. Все ждет беды.