Аврора Горелика (сборник)

Ничего не чувствую, кроме своей левой туфли.

КАКАША

А я почему-то чувствую только глупость своей физиономии.

ГОРЕЛИК

(осторожно). Подожди, девочка, процесс еще не завершен – не так ли, дружище Хнум?

ХНУМ

Птах, ты видишь? Совершенство они принимают за незавершенность!

ПТАХ

Здесь всегда так, ну, ты же знаешь, Великий Хнум, ну, ну…

ХНУМ

Отказаться от такого классного холозагора – нет, не могу!

ПТАХ

Открути немного назад, Великий Хнум, и я вдохну в них то, что тут так правильно называется вдохновением.

ХНУМ

Только ради тебя, Великий Птах.

КАКАША

(канареечным голосом). Ура-ура-ура-ра-ра-ра-а-а-а!

Свет снова гаснет, видны только лики Хнума и Птаха, да слышен свист гончарного круга.

Снова яркий свет. Теперь перед нами стоят разделенные Горелик и Светлякова. Но что это? На Горелике красуются Какашины груди, а у девушки свисает гореликовский пенис.

Влюбленные бросаются друг к дружке, но останавливаются: что-то не то.

ХНУМ

Ну какая вам разница, у кого что? Все равно ведь вы стремитесь к слиянию – разве нет?

ПТАХ

Дело в том, что в этом варианте у них вся их лирика перепутается.

ХНУМ

Ну хорошо, еще одна попытка. Предупреждаю, последняя!

Новое затемнение. Новые повороты круга. Торжествующая нота Птаха. Свет. Перед зрителями приплясывают полностью восстановленные Горелик и Светлякова. Ой, прикрывают обнаженности. «Славка!» – «Какашка!» Обнимаются.

ГОРЕЛИК и СВЕТЛЯКОВА

(одновременно, в восторге). Мы живы! Мы целы! У нас все на месте! Но где мы? Кажется, все там же, в пьесе! А где же демиурги? Где ты, Великий Хнум? Где ты, Великий Птах?

Никого рядом нет. Вокруг руины кафе. Живых, кажется, после «лабораторного взрыва» не осталось. Тела участников «смычки» навалены кучами. Струйки пожара играют на стенах. Дым. Слышны приближающиеся сигналы аварийных машин, выстрелы, взрывы, марши.

Под главной люстрой переливается разными цветами небольшой, но неотразимый холозагор. Похоже, что именно оттуда доносится объединившийся голос Хнума и Птаха.

ХНУМ и ПТАХ

С возвращеньицем в вашу биологию, ваше любимое, со звездами, пространствочко!

ГОРЕЛИК и КАКАША

Ну что же вы так просто сваливаете? Ведь надо же выпить за жизнь! И за то, что рядом с нею!

ХНУМ и ПТАХ

Это смешно, это соблазнительно, но мы вас покидаем. По законам жанра.

ГОРЕЛИК и КАКАША

Надолго? Неужели навсегда?

ХНУМ и ПТАХ

Вот этот вопрос уже не в духе жанра. Пока что посылаем вам небольшие сюрпризы.

Из развалин, переступая через тела, выбирается Ст. Официант. Тащит складной столик и авоську с шампанским.

Ст. ОФИЦИАНТ

Вот все, что осталось от неплохого кафе. Да, еще вот это. (Подтаскивает мешок с миллиардами, расставляет столик, разливает шампанское.) Давайте выпьем, пока сюда еще не ворвались красные. Или белые.

ГОРЕЛИК

Кажется, пора драпать, Наталья Ардальоновна.

КАКАША

Не спеши. Похоже, что-то еще должно случиться.

Зловещая картина сцены внезапно меняется. Задник освещается видом бухты. Среди прожекторов и огней там появляется ультрасовременный боевой корабль. Вступает музыка, что-то вроде концерта D-Minor Алессандро Марчелло. Над кораблем как бы в облаке романтизма появляется женская суть крейсера, большое лицо с нежными губами и туманными очами.

АВРОРА ГОРЕЛИКА

Ты права, Светлякова, вот оно и случилось. Случилась наша встреча, любезнейшая Какаша.

ГОРЕЛИК

Не верю своим глазам и ушам. Аврора, ты научилась говорить и являться в своей сути?

МОНОЛОГ АВРОРЫ ГОРЕЛИКА

Слава, Слава… Как живется вам с другою – проще ведь? – удар весла! – Линией береговою скоро ль память отошла обо мне, плавучем острове?.. Ах, Горелик, Горелик… Не смущайся и не оправдывайся, ведь ты же знаешь, что я тебе все прощаю! Я не обиделась, даже когда ты продал меня китайцам. Ведь ты же знал, что я уйду от них и отыщу тебя. Ты знал, что мое чувство к тебе вкупе с моим радарным зонтом и самонаводящимися ракетами сильнее всех китайских ВВС, что моя суть, явившаяся сейчас перед тобой и перед всеми участниками этой драмы, живыми и мертвыми, перед актерами и зрителями, равно как и перед священными демиургами Хнумом и Птахом, о которых ты мне столько говорил в те ветреные и звездные ночи, когда мы шли с тобой наедине, кроша лед полярных морей, в Китай, – она, суть ее так неотрывна от твоей сути, сутяга мировой сутолоки, странствующий рыцарь миллиардной барахолки, Чичиков постбайронизма, последний солдат и дуэлянт экологического ристалища.