Аврора Горелика (сборник)

Из всех российских новобогачей он был единственным бывшим политзаключенным. Комсомольские гангстеры устроили на него всемирную охоту, но он умудрился уцелеть. Одного за другим он убивал на дуэлях обладателей своей почти уже превратившейся в миф Наташи-Какаши или откупался от них миллиардами долларов.

Человек гумилевского склада, да к тому же еще рожденный кесаревым сечением, он не знал чувства страха и, похоже, даже искал опасность. Только в старости, весь составленный из пересаженных органов погибших в катастрофах людей, он стал бояться смерти.

И вот теперь он умирает. Осталось семь минут. И вместе с ним умирает его вечная любовь, в которую до семидесяти пяти лет неизбежно влюблялись все мужчины в мире, за исключением японцев. Та, что увела Россию на Запад, и, только глубоко состарившись, позволила китайским красным утянуть ее обратно. Та, чьи песни до сих пор распевает альтернативная молодежь. Та, которая с трибун конгрессов могла убедить даже голливудских продюсеров прекратить их пердеж. Та, которую справедливо называют Женщиной Двух Столетий. (Прислушивается.) Теперь я слышу звуки их агонии. Хрипы, хлюпанье, кудахтанье – это звуки последней минуты. С шумом из обоих выходят газы. Струятся жидкости, прозрачные и не очень. Не хуже старца Зосимы, они в эти секунды распространяют зловоние. Все. Тела неподвижны. Если бы я не был просто их домом, я последовал бы за ними. Теперь я пуст. (Допивает свое виски и уходит.)

Сильный луч, словно направленный прямо с Овала, озаряет террасу. Юноша и девушка продолжают возиться вокруг телескопа.

ВТОРОЙ

(хохочет). А я вижу тебя и только тебя!

ВТОРАЯ

А я вижу тебя и только тебя! (Заливается смехом.)

ВТОРОЙ

Да ну тебя, Какашка Вторая, там только ты и только ты. Там вообще никому нет больше места – только тебе.

ВТОРАЯ

Ты меня разыгрываешь, Славка Второй, там ничего нет и быть не может, кроме твоей румяной физии.

Неожиданно для самих себя они кладут руки друг другу на плечи и застывают. Они в смятении. Не понимают впервые возникающего чувства.

ВТОРОЙ

(снимает руки с ее плеч). Послушай, Наташка Вторая, наши старики уже спят. Есть предложение. Давай-ка вытащим из бара бутылку шампанского и хорошенько напьемся! Ну, как они это делают – ты же видела.

ВТОРАЯ

Ну, Славка Второй, ты даешь! Вот уж никогда от тебя такого выступления не ожидала! Напиться шампанского? А разве ты забыл, как нам на ферме говорили: не ходите в ресторации, не губите репутации, кто шампанского напьется, утром горько ужаснется?

ВТОРОЙ

На фиг эту ферму! Не было никакой фермы!

ВТОРАЯ

Ура! Не было никакой фермы! Ура шампанскому!

Прыжками слетают с террасы на веранду. Хлопок шампанского. Пена. Хохот. Бутылка мгновенно опорожняется.

ВТОРОЙ

Фу! Потрясающее впечатление! Весь мир мгновенно преобразился, как… как я не знаю что! Весь мир как бы затанцевал, Какаша Вторая.

ВТОРАЯ

Верно, верно, все как-то затанцевало в стиле ретро. Как старики наши иной раз начинают танцевать, подзарядившись от Фьюза и нахлебавшись шампанского. Все эти танцы конца двадцатого века – диско, ламбада, макарена. Но больше всего из их танцев мне нравится свинг. Даже для них этот свинг считается какой-то древностью, но они танцуют его с таким смешным азартом. Помнишь, они говорят, что в конце тысячелетия свинг вдруг снова вошел в моду?

Сцена наполняется звуками свинга.

ВТОРОЙ

Прекрасно помню. В конце тысячелетия мы с тобой завалились в университет Пинкертон на массовый урок свинга. То есть не мы с тобой, а старики, которые были тогда еще молодыми. Там были сотни ребят с напомаженными башками и девчонки в белых носочках. И мы плясали всю ночь с этими птенцами. То есть не мы, а они, конечно.

Начинают танцевать.

ВТОРАЯ

Давай, давай, двигайся! Больше жизни, Славка!

С безумной энергией юнцы выкаблучивают вокруг неуверенно мерцающего Фьюза. Второй подбрасывает Вторую как заправский исполнитель свинга.

Вдруг оба останавливаются и смотрят друг на друга.

ВТОРОЙ

Я никогда не думал, что ты такая.

ВТОРАЯ

Какая?

ВТОРОЙ

Ты сводишь меня с ума.

ВТОРАЯ

Это ты почему-то сводишь меня с ума.

ВТОРОЙ