78  

– Прежде чем трепать языком, поговори с почтмейстером. Если, конечно, не хочешь, чтобы накрылась твоя пенсия.

Они уехали. Эверетт провожал их взглядом – его мутило от бессильной ярости и страха. Наконец он подобрал мешок и зашвырнул его на заднее сиденье.

– Ограбили, – сказал он и с удивлением почувствовал, как наворачиваются слезы. – Ограбили, о господи, меня ограбили, ограбили...

Он гнал в Теллер, насколько позволяли раскисшие дороги. Он последовал совету и поговорил с почтмейстером. Эверетт пробыл у Билла Кобхема добрый час. Временами из-за двери доносились их возбужденные голоса.

Кобхему было пятьдесят шесть. Он проработал в почтовом ведомстве тридцать пять лет, и никогда еще на него не нагоняли такого страха. В конце концов он сумел заразить им своего подчиненного. И Эверетт ни словом не обмолвился, даже собственной жене, о том, как его ограбили средь бела дня где-то между Брэдфордом и Уильямсом. Но и забыть об этом он не смог, как не смог до конца жизни избавиться от чувства возмущения и стыда... и еще разочарования.

К половине третьего Чарли закончила своего снеговика, а Энди немного отоспался. Орвил Джеймисон и его новый напарник Джордж Седака находились на борту самолета. Через четыре часа, когда Энди с Чарли, вымыв после ужина посуду, сели играть в пятьсот одно, письма легли на стол Кэпа Холлистера.

Кэп и Рэйнберд

Двадцать четвертого марта, в день рождения Чарли Макги, Кэп Холлистер сидел за своим рабочим столом, чувствуя, как в нем нарастает непонятное беспокойство. Впрочем, причина для беспокойства была вполне понятна: через час придет Джон Рэйнберд, а это все равно что увидеть самого дьявола. Еще неизвестно, что хуже. Правда, дьявол никогда не нарушает договоров, если верить его рекламе, а Рэйнберд совершенно неуправляем, Кэп давно подозревал это. После соответствующего инструктажа Джон Рэйнберд превращался в рядового убийцу, а убийцы рано или поздно обращают оружие против себя. Смерть Рэйнберда – это, конечно, будет нечто из ряда вон. Интересно, что он знает об операции против Макги? Разумеется, только то, что ему сообщили... и тем не менее какой-то червь точил Кэпа. Не в первый раз он подумал: а не устроить ли громиле-индейцу автомобильную катастрофу по завершении операции? Выражаясь незабываемым языком отца Кэпа, Рэйнберд из тех психов, которые, если надо, объявят крысиный помет черной икрой.

Он вздохнул. Ветер швырял в стекла холодные капли дождя. По кабинету, такому светлому и уютному летом, разгуливали зловещие тени. И без того тошно – глаза мозолит «Дело Макги», лежащее по левую руку, на библиотечной тележке. Зима состарила его; он уже не тот бодрячок, что подъехал на велосипеде к своей штаб-квартире тем памятным октябрьским днем, когда Макги в очередной раз улизнули, оставив за собой пожарище. На его лице, еще недавно почти гладком, залегли глубокие борозды. Он докатился до того, что стал носить бифокальные очки – «совсем как старик», и первые полтора месяца у него кружилась голова, пока он к ним не привык. Это были мелочи, внешняя, так сказать, символика, лишь подтверждавшая, что все пошло кувырком. Он растравлял, изводил себя из-за этих пустяков, хотя воспитание и профессиональная подготовка приучили его не изводиться даже по серьезному поводу, когда объяснение лежало на поверхности.

Эта девчонка, черт бы ее подрал, словно наводила на него порчу: за зиму умерли от рака обе женщины, к которым он был по-настоящему привязан после смерти матери, – его жена Джорджия, через три дня после рождества, и его секретарша Рэйчел, всего месяц назад.

Увы, он знал, что дни Джорджии сочтены; операция на груди, сделанна за четырнадцать месяцев до смерти, лишь приостановила развитие болезни. А вот смерть Рэйчел явилась жестоким сюрпризом. Когда уже все шло к концу, ему припомнилось (задним числом всегда видны наши непростительные промахи), сколько он отпустил шуточек по поводу ее худобы и как она их парировала.

Все, что у него теперь осталось, это Контора – надолго ли? Скрытый недуг, своего рода раковая болезнь, поразил самого Кэпа. Как его назвать? Рак самоуверенности? Что-то в этом роде. Когда подобная болезнь заражала высокопоставленных чиновников, исход обычно бывал фатальным. Никсон, Ланс, Хэлмс... все жертвы рака, поразившего их самоуверенность.

Он раскрыл «Дело Макги» и достал оттуда свежий материал – шесть писем, которые Энди отправил две недели назад. Он пролистал их не читая. В сущности, везде одно и то же, он знал их почти наизусть. Под письмами лежали стопкой глянцевые фотографии, сделанные Чарльзом Пейсоном и другими агентами в окрестностях Ташмора. Вот Энди идет по главной улице Брэдфорда. Вот он расплачивается в магазине. Энди с Чарли у лодочного сарая, а на заднем плане – снежный гроб мэндерсовского «виллиса». Вот Чарли съезжает на картонке с отполированной до блеска горы, из-под вязаной шапочки, которая ей великовата, выбиваются волосы, а ее отец, руки в боки, хохочет наверху, закинув голову. Кэп частенько смотрел на эту фотографию долгим оценивающим взглядом, а когда откладывал, вдруг с удивлением замечал, что рука у него дрожит. Скорей бы заполучить их.

  78  
×
×