«Додж» по имени Аризона

– Ja?

– А ты не якай, не на допросе. Думается мне, что эта зараза вполне могла из трупа колдуна вылупиться. Такой гад, как Гарик, как раз мог чего-нибудь в этом роде наколдовать в виде посмертного привета. Я тут, – говорю, – с местной нечистью уже немного пообщался и вынес из этого общения одно ценное наблюдение – очень неохотно эти твари дохнут.

Говорю и сам на себя удивляюсь. Это ж эсэсовец передо мной, самый что ни на есть отборный фашист. А дело, похоже, таким боком оборачивается, что мы с ним вроде как союзники.

И фриц, наверно, тоже что-то такое подумал.

– Как тебе имя, русски? – спрашивает.

– Сергей. Сергей Малахов. Старший сержант.

– Эрвин Тауберг. Штурмхауптфюрер.

– Ферштейн, – усмехаюсь.

Вроде как перемирие заключили. Ежу, конечно, понятно, что Эрвин этот, голубятник, при первой же возможности мне в глотку вцепится. Как и я в его. Но пока у нас на повестке дня другая проблема – как бы к колдуновской твари на обед не попасть.

– До темноты далеко? – хаупт спрашивает.

– Пару часов, – говорю. – Только не очень-то я бы на эту темноту надеялся. Есть у меня сильное подозрение, что эта тварь, как и большинство здешней живности, ночью еще лучше, чем днем, видит.

– Ja, вероятно есть.

Еще минуту помолчали.

Быстро, кстати, думаю, фриц оклемался. Я об эсэсовцах мало чего могу без мата сказать, но то, что противник они серьезный, – это уж что есть, то есть. Крепкий противник.

– Что оно там делайт?

– Жрет.

Хаупта аж передернуло.

– Чем его можно убивать?

– Серебром, – говорю. – Это если он устроен так же, как и другая здешняя нечисть. У тебя, случаем, серебряного кинжальчика за голенищем не водится?

– Nein.

И наш кинжал не серебро.

– Плохо. А как насчет огнемета? – интересуюсь. – В кармане, случаем, не завалялся? Или хотя бы пузырька с «молотовским коктейлем»?

– Я не есть фойеркоманда, – обиженно так отвечает фриц.

Можно подумать, на нем написано.

– Еще хуже. Ну, тогда придется на куски его разносить. На мелкие.

Ага. И при этом позаботиться, чтобы тварюка нас самих своими крючьями на кусочки не почикала. На очень мелкие.

– Гранат?

– Не. С одной гранаты его на клочки не разнесет, тут связка противотанковых нужна.

– Может, бомба, русский?

– Ага. Ты еще скажи «штука» лапчатая. Оно, конечно, было бы здорово, взять да и уронить на эту халупу фугаску кило в пятьсот. Но ее у нас тоже нет.

Что-то у меня мысли в башке совсем затекли. Ничего путного не наклевывается. А пора бы. Потому что, на трояк спорю, как только эта зараза обедать закончит, то немедленно отправится ужин себе искать.

– Русский.

– Чего, фриц?

– Ich entschuldige mich^[14] – Сер-гей, ja? У нас, у Отто в сумке, есть быть сигналфойер, светящийся ракета. Может, им мочь поджечь эта тварь?

– Дельная мысль, Эрвин, – говорю. – Вот только одна проблема остается – а вдруг эта тварь из негорючего материала сделана? Вот если бы бензинчику из канистры на него плеснуть или бутылкой с КС по голове.

Немец снова заглох. А я за последнюю свою фразу уцепился и начал ее по извилинам прокачивать.

– Слышь, хаупт, – спрашиваю, – у вас спиртного с собой ни у кого не было? Спирт, ну, шнапс, а?

– Я не есть уверен… В zwei комнате, в углу за стол, были две большие стеклянный бутилки.

Черт. Что, спрашивается, может быть в больших стеклянных бутылках? Навряд ли вода. Кислота какая-нибудь? Бутылкой с кислотой тоже неплохо эту тварь по голове огреть. Но лучше бы все-таки чего-нибудь горючее. Легковоспламеняющееся.

– Как думаешь, хаупт, при скольких градусах вино горит?

– Was?

Не понял. Ну и леший с ним. Коньяк, точно знаю, горит. По-моему, все, что за тридцать, уже полыхать должно. Будем надеяться, что колдун покойный в такую даль не нарзанчик волок.

Ладно. Осталась на повестке дня одна задача – как эту тварь из домика выманить? Желательно, через окно.

Думать-то, в общем, особо нечего. Один из нас должен эту заразу на себя отвлечь, пока второй будет в домике копошится. И вопрос о добровольцах не рассматривается – я не знаю, где ракета лежит. Два минус один – равно один.

– Слушай, Эрвин, – спрашиваю, – бегаешь ты хорошо?

– От такой чудовища, – усмехается, – очень быстро.

– Тогда, – говорю, – действуем так. Я подхожу к халупе со стороны окна и попытаюсь эту заразу как-нибудь разозлить. А ты заходишь с двери.

– Поньятно.

– И как только она за мной ломанется – влетаешь внутрь и раскапываешь этот ваш сигналфойер. Только от двери держись, подальше, потому как если ей вдруг расхочется через окно прыгать, расписание ролей меняется. Ясно?

---

14 – Я извиняюсь.