Переиграть войну! В «котле» времени

И, приподнявшись, я крикнул:

— Тотен!

Несколько мгновений тишины стоили мне немало нервных клеток. Наконец из леса донеслось:

— Я!

— Это ты наш танк подбил? — совершенно некстати вспомнился мне старый анекдот.

— Антон, да я это, я!

— Вставайте, товарищи, это свои, — констатировал я, поднимаясь с земли.

Окруженцы еще немного повалялись, затем, недоверчиво оглядываясь по сторонам, тоже встали.

— Алик, сиди там, мы сейчас подойдем! — крикнул я Тотену.

Спустя пару минут наша честная компания уже скрылась в кустах. Навстречу мне радостно бросился Алик.

— Спокойно, товарищ сержант госбезопасности! — сказал я, уворачиваясь от дружеских объятий.

— Тоша, ты что? — удивился Тотен.

— Товарищ сержант, какой вам был дан приказ? — грозно спросил я.

Алик виновато посмотрел на меня:

— Дать сигнал выстрелом и отойти в глубь леса не меньше чем на сто метров…

— Почему не выполнил?

— Так там же немцы были…

— А если бы их взвод был и они решили бы посмотреть, что там за стрелок такой храбрый завелся?

— Я бы оторвался от них… — Правда, уверенности я в его голосе не услышал.

— Ладно, сейчас не время. Но на базе жди воспитательной беседы от командира.

— Слушаюсь!

— Ну что, товарищи, — начал я, поворачиваясь к окруженцам.

Однако при взгляде на них понял, что конструктивного разговора в ближайшие пару минут не получится, бойцы стояли, ошалело разглядывая Алика (а там было на что посмотреть: даже в начале двадцать первого века нечасто можно встретить человека, носящего полный комплект, выпущенный фирмой «Тасманиан Тайгер» для немецкого спецназа KSK), а вот гэбэшный летеха вырубился. То ли растрясли мы его бедную голову, то ли от волнений отключился.

«Ладно, с лейтенантом потом поговорим, а сейчас надо ноги делать. А то, боюсь, мы своими „половецкими плясками“ уже половину немцев в округе переполошили», — подумал я и продолжил свое «обращение к народу»:

— Товарищи, у вас сейчас есть два пути: пойти с нами или продолжить движение к фронту.

— А где сейчас фронт, товарищ старший лейтенант? — задал вопрос сержант.

— В районе Орши.

— Где? — Выражение, появившееся на его лице, сильно напомнило мне то, что я уже видел на лицах «наших» окруженцев сегодня утром. «Может, в следующий раз надо поаккуратнее такие вещи говорить?» — пришло мне в голову.

— А вы сами откуда идете?

— Товарищ лейтенант, насколько я знаю, — из Ломжи. А мы — из-под Гродно.

— Откуда? — Теперь настала моя очередь пучить глаза от удивления. Ну еще бы, Ломжа находится километров на триста западнее Минска, если не на четыреста, да и Гродно — тоже не близкий свет.

— Мы из пятьдесят шестой стрелковой, — сказал сержант.

— Ну, товарищи, вы и даете! — только и мог сказать я.

— Что «даем»? — переспросил сержант.

— Молодцы вы! Но об этом — потом поговорим. А сейчас вам отдохнуть надо. Так что последнее усилие — и вы будете в безопасности.

И мы поехали.

ГЛАВА 19

Отправив ребят на задания, Фермер занялся текущими хлопотами по сбору лагеря. Одной из основных проблем было то, что давать современные рации кому бы то ни было, кроме своих, Саша не хотел. Поэтому в засаду на дороге пришлось отправить Дока. При других раскладах бывший подполковник спецназа ни за что бы не отправил единственного в группе медика в дозор. Но окруженцы доверия у него пока не вызывали, и, тяжело вздохнув, Саша рискнул. Слава богу, что бывший командир артиллеристов сидел смирно и бузить не пытался. А пока бойцы Красной армии под командой сержанта грузили лично упакованные командиром баулы и рюкзаки в грузовик и «предок „Круппа“».

Примерно через полтора часа после ухода на связь вышел Бродяга и сообщил, что, по его мнению, шоссе минировать лучше утром. Пришлось с ним согласиться. Но с этой точки надо уходить как можно быстрее. Саперов должны хватиться примерно через час, и вряд ли на их поиски немцы поедут на ночь глядя, но все же весь двадцатилетний военный опыт Александра восставал против такого явного нарушения одного из основных правил диверсионной деятельности.

«Все-таки игрушки наши меня расхолодили: невыполнение приказа — это не повод к расстрелу, а обыденность; бойцу, заснувшему на посту, грозит не тюрьма, а максимум дружеское внушение в непарламентских выражениях и прочие либерально-разгильдяйские заскоки. А ребята у меня хорошие, надежные. Но многие из них никогда крови не лили, ни своей, ни чужой. И даже не дрались ни разу по-настоящему, как тот же Алик. Хотя Антон вот сподобился. Надо с ним по душам поговорить будет, когда вернутся. А то вдруг у парня планку сорвет?»