34  

Ужасно хотелось, но разговор был важнее.

– Это почему же? – вскинулся Айсман. – Объясни.

– Потому что на «у» заканчивается.

– Я серьезно.

– Так и я не шуткую… почти, – осклабился старик. – Подумай сам… впрочем, если б ты думать умел, черта с два бы в это дерьмо полез!

– Слушай, дед, – обиженно пробурчал Шемяка, – дураком я и сам себя назвать сумею. А что-нибудь более… информативное ты высказать можешь?

– Могу, – кивнул Евграфыч. – Хошь, поспорим, что на Острове твои подопечные долго не задержатся?

– Ну, это и болотному ежику понятно, – хмыкнул Сергей. – Мое какое дело? Они платят за дорогу в один конец. Если хватает дурости вообразить, что назад смогут вернуться и сами…

– С чего ты решил, будто они вообще собираются возвращаться?

– Ну а как иначе? В тамошнем скелете, что ли, жить попытаются? И? До осени, может, протянут, а дальше?

– У каждой палки есть два конца.

– А у горгоны есть два рога, – Сергей потянулся к стрекотухам. – Только у носорога все равно длиннее и толще. И что с того?

– Айсман, – после минутной паузы настороженно спросил Евграфыч, – тебя, случаем, по башке сегодня ничем не били?

– Не припоминаю такого прискорбного факта.

– А ты затылок-то пощупай. Может, ты хоть и не помнишь, а шишак имеется.

– Евграфыч! – Айсман перешел на шепот. – Хватит! Я с тобой посоветоваться пришел, а не ребусы ребусить!

– А они полезные, ребусы-то, – старик пристукнул по столу опустевшей кружкой. – Мозгам застыть не дают.

– Евграфыч! Ну ладно: я дурак, ты умный – это ты хотел услышать? Думалка у меня ресурс на сегодня расстреляла. Ну, в чем подвох? Давай, выкладывай!

– Имей терпение. Сейчас Танька мое пиво поднесет…

Шемяка заглянул в свою кружку – в ней оставалась еще примерно треть.

– Хорошо устроился Евграфыч, – пробормотал он темной пузырящейся жидкости. – Вон как лапой своей у Таньки под юбкой шарится.

Ему вдруг стало тоскливо и противно, а торопливый глоток пива приобрел вкус медной гильзы. Сергей попытался вспомнить сначала Наташку-пряху… затем подумал о желто-зелено-красных фургончиках «Горизонтального цирка» в южном секторе базара… но память отчего-то упрямо подсовывала лицо разноцветноглазой – такой, как он видел ее час назад, на пороге. Она чуть повернула голову вправо и прищурилась, словно целясь в него из невидимого пистолета…

Красивая – хоть и чокнутая.

Пожалуй, такой шикарной девчонки у него в жизни еще не было ни разу. Ну, если не считать тот случай два года назад – а считать его не стоит. Две ночи – это, ей-же-ей, не любовь, даже мимолетная, а так, курям на смех.

Интересно, они с Энрико все-таки любовники или как? В простую дружбу верится слабовато… но и на любовника собак также не очень-то похож. Во всяком случае, на удачливого любовника, вроде Лешки Максимова.

– Щенуля, ты меня вообще слушаешь?

– Я тя вижу.

– Вот из-за «вижу» я и спросил, – проворчал старик. – А то больно взгляд у тебя отсутствующий только что был.

– Ну да, душа вышла на перекур, а телу при этом скомандовала: «Сидеть».

– Зря смеешься, – старик наклонился поближе к Айсману. – Я на своем веку повидал много чего… такого, что и в бессмертную душу поверишь… и в черта лысого, не к ночи будь помянут.

– Угу… душа, мыша… Евграфыч, помнишь, была такая мелкая секта: фатумцы. В судьбу верили, мол, предопределено все на свете заранее и потому рыпаться особо не фиг – как ни прыгай, а сбудется лишь то, чего назначено.

– Припоминаю, – кивнул старик. – Была… а кажись, даже и есть до сих пор. На севере, две-три деревеньки.

– Так вот: встречаются два мужика. Один из них несет на плече пулемет. Второй, с ружьишком, спрашивает: «Куда это ты, сосед, намылился?» – «Да вот, – отвечает второй, – на болота сходить решил, для хозяйства чего полезного поискать». – «Странно, – говорит первый, – я-то думал, что ты из этих, фаталистов». – «А я и есть из фаталистов». – «А разве вы не верите в то, что не помрете, пока ваш час не стукнет?» – «Нуда, я верю, что пока не придет мое время, не помру». – «А за-фиг тогда тебе пулемет?» – «Так эта, сосед, – говорит фатумец, – мне ведь может встретиться болотник, чье время пришло».

Евграфыч закашлялся.

– Ну, щенуля, – выдавил он. – Ты бы… хоть бы кружку дал на стол поставить. Я ж из-за тебя, считай, четверть расплескал.

– Я думал, ты слышал… старая ведь байка.

– Думал он… – старик, наполовину отвернувшись, звучно прочистил сначала правую, а затем и левую ноздрю. – Во, видал! А я, промежду прочим, это пиво вовсе не нюхать собирался.

  34  
×
×