Тётя Мотя

Она не успевает. Теплый кричит:

— Мама, прячемся! Бежим!

— Подожди, а как же Масленица? Не хочешь посмотреть, как ее сжигают? И блины…

Но Теплый уже мчится прочь, в обратную от шествия сторону и летит, не оглядываясь. Тетя бросается за ним.

По счастью, бежал он недолго. Возле двухэтажного желтого здания Теплый внезапно замер, потянул на себя тяжелую дверь и скрылся.

Глава шестая

«Городская библиотека», — прочитала Тетя. «Памятник архитектуры второй четверти XIX века. Дом купца Тимо…», и ворвалась внутрь.

Библиотека обдала тишиной, запахом старых книг и свежесваренного кофе. В узеньком гардеробе висело одинокое мужское пальто. Налево уходил коридор, направо поднималась широкая лестница с деревянными перилами. Она метнулась в коридор, воткнулась в зеркало. Красные пятна щек, съехавшая на лоб зимняя кепка, из-под темной куртки дыбится колом клетчатый шарф. Расстегнулась, освобождаясь от шарфа, не слишком понимая, куда бежать дальше — по лестнице? в коридор? Как вдруг услышала голоса: тихое журчание женского, резкие прыжки звонкого, мальчишеского. Теплый. Совсем рядом. Выдохнула, повесила куртку на вешалку, затолкнула шарф-кепку в рукав, качнув темное мужское пальто — все время вслушиваясь. Голоса стихли. Теплый отчего-то умолк. Тетя ускорила шаг, пошла по коридору, мимо закрытых дверей с табличками, которые некогда было читать, влетела в высокие, распахнутые двойные двери.

Вот и он, к ней спиной, в расстегнутой куртке, зажимая под мышкой шапку, в так и не снятых варежках. Что-то рассматривает впереди.

— Артем. Варежки хотя бы сними, — четко произносит она.

— Мама, — растерянно отвечает Теплый, чуть вздрогнув от ее строгого голоса, оглядывается, подходит, упирается лбом в живот, начинает стягивать варежки. — Так и знал, что ты меня найдешь, — и без перехода:

— Смотри.

Только тут Тетя заметила, справа, у высоких деревянных шкафов с книгами стояла седовласая женщина в очках и темно-зеленой вязаной кофте, застегнутой на все пуговицы, с белым воротничком.

— Вы что ж от экскурсии отстали? — заговорила женщина. — Спрашиваю, а сынок ваш молчит. Где твоя мама, говорю? Сейчас прибежит, говорит.

Женщина улыбнулась.

— Раздеваться не захотел, мы с ним у самого входа столкнулись. Повела его, конечно, пока сюда.

— Да нет, мы сами по себе, не на экскурсии, — ответила Тетя, благодаря женщину взглядом.

— Надо же, так и прилип, да вы тоже посмотрите, нигде ведь такого не увидите.

Тетя подошла поближе и замерла.

По крошечному осеннему саду, среди деревьев, одетых в желтую листву, по аккуратно выметенным дорожкам аллей, меж застывших белых статуй гуляли маленькие люди. Склонясь друг к другу, оживленно болтали две дамы в длинных вышитых платьях, зеленом и сером, в салопах, перчатках, шляпках. Рядом меланхолически шагал человек в черном манто и невысоком цилиндре, возле него на одной ножке скакал разряженный мальчик в темно-каштановой курточке, круглых штанишках и чулках — барчук гулял с гувернером. На лавочку присел старик в бархатном синем камзоле, мимо шел наглухо застегнутый в темно-зеленый мундир усатый господин. Франт в кудряшках и с тонкой тросточкой смотрел, как плывут по глади пруда-зеркальца два белых восковых лебедя. На ладони стоявшей рядом скульптуры лежал красный упавший с дерева листок.

Сад окружала черная ажурная решетка, которую невозможно было не узнать, и Тетя шепнула Теплому: «Летний сад».

Но Тема давно уже смотрел на другой отсек. Там, в зале с высокими полукруглыми окнами, шел бал, кружились пары. Дамы с открытми шеями, плечами, в ожерельях и чудных, длинных платьях, подпоясанных под самой грудью, кавалеры во фраках — расходящихся, как ласточкины хвосты. У камина лежали черные каменные львята, над ними горели тонкие свечи в чугунном подсвечнике, за суконным цвета зеленки столом собрались розовые, чистенькие старички — каждый сжимал в руке веер из мелких квадратиков, несколько таких же квадратиков улеглись на столе. Мама, что это? Карты, сынок. Такая игра. Теплый никогда не видел карт. Приедем домой, поиграем?

— А это, мам? Театр, да?

— Да, старый.

Это была последняя здесь зала: склеенная из картона сцена, на сцене танцует балерина в прозрачном наряде, в оркестровой яме рояль и несколько музыкантов. В партере толпятся знатоки, галерка забита человечками в простых одеждах, снаружи у выхода горят фонари, извозчики побросали свои кареты, привязали лошадок и собрались в круг. Только один никуда не пошел, уснул прямо на своем месте, даже во сне удерживая рукой повод.