Роза Марена

Рози покачала головой.

— Потому что в них объясняется весь мир. В них обязательно найдется причина для всего. Иногда это такие же вымышленные и искусственные истории, как в рекламных газетах, которые бесплатно раздаются в супермаркетах, иногда они полностью противоречат тому, что известно разумному человеку о поведении людей в реальном мире, но объяснения всегда при них. В «Несчастной любви» Анна Стивенсон, заправляющая «Дочерями и сестрами», обязательно окажется пострадавшей в молодости… или ее мать будет пострадавшей. Но я таковой себя не считаю, да и маму, насколько помню, никто никогда не обижал. Муж иногда игнорировал меня — к вашему сведению, я разведена уже двадцать лет, если Пэм или Герт еще не успели сообщить вам, — но он никогда и пальцем меня не тронул. В реальной жизни, Рози, люди подчас совершают поступки, как хорошие, так и плохие, просто потому что. Вы понимаете, о чем я говорю?

Рози медленно кивнула головой. Вспоминала все те дни, когда Норман бил ее, издевался, доводил до слез… а потом, ни с того ни с сего приносил вечером дюжину роз и вел на ужин в ресторан. Если она спрашивала, в чем дело, по какому поводу такая честь, почему ему вздумалось вытащить ее из дому, он обычно пожимал плечами и говорил: «Захотелось доставить тебе удовольствие». Другими словами, просто потому что. Мама, почему я должен отправляться спать в восемь часов даже летом, когда на дворе светло, как днем? Просто потому что. Папа, почему бабушка умерла? Просто потому что. Очевидно, Норман полагал, что эти редкие выходы в свет и подарки способны компенсировать то, что он считал, наверное, «приступами несдержанности». Он никогда не узнает (да, пожалуй, и не понял бы, скажи она ему об этом), что внезапная ласка и подарки страшили ее еще сильнее, чем его злость и вспышки ярости. Во всяком случае, она знала, как вести себя при этом.

— Мне тошно от мысли, будто все, что мы делаем, предопределено заранее чьими-то поступками или иными причинами, — прикрыв глаза, произнесла Анна. — Получается, что мы начисто лишены самостоятельности в выборе линии поведения. Кроме того, откуда тогда берутся немногочисленные святые и дьяволы, которые встречаются среди нас? А самое главное, я сердцем чувствую, что такое представление о мире ложно. Правда, в книгах авторов вроде того же Пола Шелдона оно оправданно. Оно дает утешение. Позволяет поверить, пусть даже ненадолго, что Бог — существо разумное, и с теми героями книги, которые нам так нравятся, не случится ничего плохого. Вы не могли бы вернуть мне книгу? Я собираюсь закончить ее сегодня ночью. Буду читать и запивать горячим чаем. Галлонами чая.

Рози улыбнулась, и Анна улыбнулась в ответ.

— Надеюсь, вы появитесь на пикнике, Рози? Мы намерены устроить его в Эттингер-Пиерс. Лишние руки нам никогда не помешают.

— Я обязательно приду, — заверила ее Рози. — Конечно, если мистер Леффертс не решит, что я недостаточно хорошо поработала за неделю и не заставит меня трудиться и в субботу.

— Сомневаюсь.

Анна встала из-за стола и, обойдя его, приблизилась к Рози; Рози тоже поднялась. И только сейчас, когда разговор практически закончился, ей пришел на ум самый элементарный вопрос:

— Анна, а когда я смогу переехать в новую квартиру?

— Хоть завтра, если захотите.

Анна наклонилась и подняла картину. Она задумчиво посмотрела на слова, написанные углем на обратной стороне полотна, затем повернула ее к себе.

— Вы сказали, она странная, — сказала Рози. — Почему?

Анна ногтем постучала по стеклу.

— Потому что женщина располагается в самом центре, однако изображена спиной к зрителю. Мне такой подход к рисунку, который во всех остальных отношениях выполнен в традиционной манере, представляется весьма оригинальным. — Она бросила искоса взгляд на Рози, а когда заговорила снова, в речи слышалась некоторая неловкость, словно она извинялась. — И здание у подножия холма не вписывается в перспективу, если вы заметили.

— Я знаю. Человек, который продал мне картину, сказал об этом. Мистер Леффертс считает, что автор сделал это намеренно. Иначе, как он утверждает, потеряются какие-то детали.

— Наверное, он прав. — Взгляд Анны задержался на картине еще на несколько секунд. — Все-таки в ней что-то есть, правда? Что-то от штиля.

— Простите? Я не совсем поняла, что вы имеете в виду. Анна рассмеялась.

— Я и сама не понимаю… как бы там ни было, в ней есть нечто, заставляющее меня вспоминать романтические новеллы. Сильные мужчины, страстные женщины, гормональные вихри. Штиль — единственное слово, которое приходит мне в голову, ничего лучшего для описания своих чувств я подобрать не могу. Что-то вроде затишья перед штормом. Может, потому что небо такое? — Она опять повернула картину и посмотрела на надпись углем. — Не это ли в первую очередь привлекло ваше внимание? Ваше собственное имя?