Кристина

УБИТ СЛУЖАЩИЙ АВТОСТАНЦИИ — было написано в заголовке. Далее следовала только одна колонка текста. Он заканчивался высказыванием шефа полиции Либертивилла, который предполагал, что наезд совершил какой-нибудь пьяный или накурившийся наркотиков водитель. Ни та, ни другая статья не делали попыток связать две смерти, разделенные десятью милями пути по занесенной снегом дороге. Но я мог сопоставить оба происшествия. Я не хотел, но не мог ничего не видеть. И разве утром мой отец не посмотрел на меня своим прищуренным взглядом, перед тем как с мамой и Элли ушел из дома? Мне показалось, что он намеревался сказать что-то, — и я не знал, чем мог ему ответить. Когда он ушел, я вздохнул с облегчением.

В дверь позвонили.

— Входите, открыто! — прокричал я и не без труда встал на костыли.

Входная дверь отворилась, и в ее проеме появилась Ли:

— Дэннис?

— Да, входи.

Через прихожую мне было видно, как она затворила за собой дверь и откинула назад капюшон своей короткой красной дубленки. На ней были темно-синие брюки, которые очень шли ей.

Расстегнув дубленку, она проговорила:

— Садись. Не стой, как задумавшийся аист, на этих штуковинах.

— Ничего смешного, — проворчал я, тяжело плюхнувшись в кресло. Если у вас загипсована половина тела, то вам не удастся двигаться, как актерам в кино; вы не сможете сесть так, как Гэри Грант, собирающийся угостить Ингрид Бергман коктейлем на вечеринке в Рице. — Я изнемогаю от жажды комплиментов, а ты не можешь даже похвалить меня.

Она повесила дубленку и прошла в комнату. Я с удовольствием рассматривал ее ладную фигурку в голубом свитере.

— Как ты, Дэннис?

— Спасибо. Лучше.

— Я рада.

Остановившись возле софы, она взглянула на меня. Я почему-то вспомнил об Эрни и отвел глаза. Помолчав, она спросила:

— Дэннис, а что ты думаешь… о нем? Тебя ничего не беспокоит?

— Беспокоит? Лучше было бы сказать — пугает.

— Что ты знаешь о его машине? Он ничего не говорил тебе?

— Подожди, не все сразу, — запротестовал я. — Слушай, ты не хочешь чего-нибудь выпить? У нас кое-что есть в холодильнике. — Я потянулся за костылями.

— Сиди и не двигайся, — сказала она. — Мне хочется чего-нибудь, но я сама схожу. А что принести тебе?

— Имбирного лимонаду, если он еще остался. Она пошла на кухню, и я вдруг почувствовал излишнюю тяжесть в желудке, похожую на какую-то тошноту. Для тошноты такого рода есть название. Думаю, она называется «влюбиться в девушку твоего лучшего друга».

Вскоре она вернулась с двумя стаканами льда и двумя банками канадского имбирного лимонада.

— Благодарю, — сказал я, беря свою банку и стакан.

— Нет, это я благодарна тебе, — проговорила она, и ее голубые глаза немного потемнели. — Если бы я осталась наедине со всем этим… то я… ну, не знаю.

— Ладно, — сказал я. — Может быть, еще не все так плохо.

— Да? Ты уже знаешь про Дарнелла?

Я кивнул.

— А о другом? О Ванденберге?

Значит, она тоже сопоставляла события.

Я снова кивнул.

— Понятно, Ли, ты думала о Кристине, да? Но тогда скажи: почему?

Она довольно долго не отвечала. По-моему, она не могла ответить. Я видел, как она боролась с собой, как напряженно смотрела в стакан, который держала обеими руками.

Наконец она очень тихо произнесла:

— Мне кажется, она пыталась убить меня.

Я ожидал чего угодно, но только не этого.

— Что ты имеешь в виду?

Она стала говорить, сначала медленно, потом быстрее, пока слова не посыпались из нее. Я не буду их повторять, потому что уже пересказывал эту историю; замечу только, что не слышал ее больше ни от кого, кроме Ли. И даже вспоминая тот вечер, она не на шутку перепугалась. Она побледнела, она все время потирала локти, как будто ей было холодно. Мне тоже было страшно.

Замолчав, она принужденно улыбнулась, словно извиняясь за очевидную абсурдность того, о чем поведала. Однако мне было не до смеха. Я подумал о трагической смерти Вероники и Риты Лебэй. И я продолжал делать сопоставления.

Затем она рассказала об ультиматуме, который поставила Эрни — она или машина. И вкратце описала реакцию Эрни. После той вспышки ярости он уже не встречался с Ли.

— А потом его арестовали, — добавила она, — и я стала думать о том, что случилось с Вадди Реппертоном и двумя другими ребятами… и с Уэлчем…

— А теперь с Ванденбергом и Дарнеллом.