Йод

Я идеален на девяносто пять процентов, а на оставшиеся пять я – палач, демагог, пьянь и мошенник, пробы негде ставить. Так я живу уже сорок лет: делаю девяносто пять шагов из ста, а за пять шагов до цели во мне просыпается палач и гад, и он предает меня, ибо ничего не умеет, кроме как предавать. И мой путь теряет смысл.

Но я опять пойду.

Часть 2

Глава 1. 2009 г. Две случайные встречи

К концу второй недели я заскучал. Не по работе. Не по торговле автоэмалями или покрышками «слик». Просто надоело бездельничать, подступила особенная полезная маета, предвестница появления новой идеи. Но мне понравились эти двенадцать дней, понравилось отдыхать, я никогда в жизни не отдыхал две недели подряд. Последние годы часто мечтал отдохнуть по-настоящему, с полным выключением из действительности – и вот оно состоялось, выключение. Узнав, что я взял отпуск, жена обрадовалась, однако заметно приуныла, когда услышала, что расслабление будет тотальным, что глава семьи не намерен даже за хлебом выходить. И вообще, для начала уедет к родителям. На две недели. Ирма всегда обижалась, если я надолго – более чем на одну ночь – уезжал на малую родину. Подозревала, что в Электростали меня ждут не только друзья детства, но и подруги детства. А старинных приятельниц, одноклассниц и прочих дам из разряда «вместе росли» жены не 1 очень жалуют. Так что я отбыл в некоторой спешке, чувствуя спиной недоверчивый взгляд супруги. Нет, не поскандалил и не сбежал – но и платочком вслед мне тоже не помахали.

Совесть моя была чиста – я уехал подышать. Сменить обстановку, побыть в тишине. В начале осени мои деловитые соседи вернулись из отпусков и как-то особенно увлеклись проделыванием дыр в стенах жилищ. Наверное, их напугали слухи о надвигающейся второй волне кризиса, резком подорожании твердой валюты и росте инфляции; люди спешили обратить ненадежные деньги в надежные предметы, кастрюли, шубы и телевизоры, все это надо было размещать на полках и в шкафах, шкафы и полки требовали проделывания новых и новых дыр – я устал от грохота перфораторов и обратился в бегство.

Дом, где я вырос и где в трех прохладных темноватых комнатах на первом этаже жили – и до сих пор живут – мои отец и мать, стоит на самой окраине. Это цивилизованная чистая окраина, безо всяких обычных для провинции сараев, гаражей, помойных ям и самодеятельных огородов. Улица, тротуар, фонарь – а дальше дикий лес. Если углубиться по асфальтовой дорожке в чащу, а потом свернуть на широкую тропу, примерно через полтора километра можно выйти к озеру, окруженному соснами, в жаркое время граждане тут купаются и загорают, а немного в стороне от берега хорошими людьми построен спортивный городок: несколько разновысоких турников, брусья и прочие простые железные приспособления для желающих укрепить тело. В первое лето после армии я прибегал сюда каждый день, в штанах от кимоно, босиком – плотный ковер сосновой хвои был лучше, чем любой пол любого спортивного зала. После получаса разнообразных телодвижений прыгал в прохладную воду, прямо в штанах, плавал, далее опять махал ногами. Заниматься в мокром кимоно посоветовал мой учитель. Мокрые штаны тяжелее, работать в мокрых штанах труднее, а значит, больше пользы. Пока заканчивал обязательную программу, пока бежал назад, штаны высыхали. Мокрая одежда быстро сохнет на теле, это подтвердит любой солдат.

Благодатная аура была на том берегу, среди сосен, возле брусьев и турников, серебряная вода просвечивала сквозь ветви, одна-две птицы обменивались мнениями о жизни, и ни разу я не видел там битого стекла, или окурка, или собачьего, допустим, дерьма, хотя на озере отдыхали самые разные компании, и драки бывали, и горы мусора высились тут и там – но почему-то дрались и мусорили где угодно, только не на спортивной поляне. Наверное, ее хранил какой-то сильный добрый дух. Японцы верят, что свой дух есть у всякого предмета или места; большой любитель восточных боевых искусств, я много прочел про японскую культуру и тоже верил в добрых и злых духов. Особенно в злых.

Но и в добрых тоже.

Приехав, я первым делом отправился к озеру и нашел поляну в целости: за двадцать лет никто ничего не изуродовал, не вырвал с корнем, не построил павильона для приготовления шашлыков и распития пива; железяки были заново покрашены. В общем, мне едва удалось дождаться утра.

Увидев сына – было семь часов – облаченным в спортивный костюм, мама не удивилась. Мама давно уже ничему не удивлялась.