Великая Мечта

Как всегда у необычных и сильных людей, выделялись глаза. Глубоко посаженные, иногда прикрываемые тяжеловатыми, с излишком кожи, чуть дряблыми веками, они часто бывали мутными и невыразительными, но в этом угадывалось нечто вроде маскировки; едва их обладатель начинал говорить, они загорались бешеной тысячемегаваттной страстью. Взгляд прожигал собеседника насквозь, мгновенно. Он действовал кумулятивно, он валил наповал, и в результате даже самый цвет этих глаз я никогда не мог воспринять объективно. Серые? Зеленые? Голубые? – Бог знает. Они полыхали изнутри всеми красками спектра. Зраки безумца, чья бешеная воля не подавляет тебя, но демонстрирует наличие неких принципиально иных, величайшего накала напряжений и энергетик. Страшные зрительные яблоки гения, очертившего голову. Пылающие великою бедой. Глаза титана, глаза полубога – то ли великого негодяя, то ли великого подвижника – они пробивали дыру в ткани скучной повседневности.

Я умел выдерживать давление его взгляда.

Не только лицо – казалось, каждый мускул его тела непрерывно движется. То сгибается колено, то нога закидывается на ногу, то ладонь барабанит по бедру, то вторая ладонь отмахивает в такт произносимым словам; сигарета то зажигается, то заталкивается в пепельницу, выкуренная едва на треть; голова вертится чуть ли не на триста шестьдесят градусов; пальцы то сжимаются в кулаки, то хрустят, то ловко, звонко щелкают; челюсть терзает жвачку; спина то распрямляется, то торчит унылым горбом, – и все без единой паузы, без малейшей остановки.

Такова была вся его манера жить. Без малейшей остановки.

То же и с голосом. Иногда – особенно по утрам – скрипучий и севший, а в остальное время дня – высокий, хрипловатый, с резкими, почти мальчишескими модуляциями, иногда прыгающий в фальцет, в другие моменты опускающийся в многозначительный баритончик – голос звучал всякую секунду времени по-разному; клоунада мгновенно превращалась в трагический манифест, и наоборот; грусть мешалась с издевкой, поэтическая печаль – с демонстративным, болезненным хамством.

Его рост превышал метр восемьдесят пять. Фигура – редкого атлетического типа, когда плечи безразмерны и жилисты, руки длиннейшие, мосластые, ключицы рельефны; шея длинная, но и очевидно крепкая; углом там торчал дерзкий кадык, иногда резво путешествующий вверх и вниз; отдельно выделялись, справа и слева, сонные артерии, взбегающие к небольшим, аккуратно вылепленным ушным раковинам.

Длинноногий, узкий в поясе, он сейчас, в свои неполные двадцать два, олицетворял собой природную, взрывную силу, хранящуюся не в мускулах, не в каменных бицепсах, а в сухожилиях и нервах. Такие люди, может быть, и не умеют выжать рекордный вес в спортивном зале, но врага своего, в решающий момент, всегда поднимут над головой и грянут оземь.

Особый шарм его облику придавали кисти рук. Рожденный от инженера и университетской преподавательницы, он унаследовал изящнейшие интеллигентские запястья, узкие ладони и длинные, очень белые и худые пальцы. Ими бы ударять по клавишам «Стейнвея» или зажимать лады на «Гибсоне», такими вот мизинцами и указательными, где сквозь прозрачную кожу светятся, едва уловимо, фиолетовые, тонкие кости.

Он, смешно, комплексовал насчет своих рук и несколько раз признавался мне, что желал бы иметь полноценные боксерские кулачища, здоровые и грубые, эдакие пивные кружки, волосатые лапы записного мачо, а вот поди ж ты – достались от папы с мамой консерваторские паучьи лапки...

Впрочем, обязательно добавлял он, в драке маленький кулак тоже неплох. Больнее врезается в висок соперника.

Точно такой же комплекс мучил его насчет нижней челюсти. Она, действительно, могла показаться внимательному наблюдателю немного узковатой, и лицо, в результате, напоминало треугольник. Чтобы ликвидировать недостаток, мой друг непрерывно жевал резинку. По-моему, напрасно: все недочеты компенсировались рельефными скулами, идеальным римским носом и небольшим сухим ртом с опущенными вниз углами губ.

– Тормози, – опять сказал Юра и встревоженно заерзал на сиденье. – Ты что, не видишь?

Мент махнул нам рукой.

– Его проблемы, – ответил я, продолжая давить педали, продолжая продвигать наш поскрипывающий и погромыхивающий агрегат от устья площади к выезду на Садовое кольцо. – Что значит «махнул рукой?» Если бы офицер милиции захотел меня остановить, он бы свистнул в свисток и сделал отмашку жезлом, после чего этим же жезлом указал бы мне место для парковки... Надо знать правила.