Великая Мечта

Юра после беседы с банкиром Знаевым сделался мрачен. Его светло-серые брови нагрузили глазницы. Отяжелела, освинцовела физиономия. Поразмыслив, я примерно догадался, в чем дело, и решил не беспокоить призрака, но спустя время не выдержал и все же вбросил вопрос:

– Чего молчишь?

– А надо говорить?

– А ты не хочешь?

– Нет.

– Ладно.

– Не хочу. Говорить – не хочу. Но если хочешь ты, – тут Юра тяжко вздохнул, – давай поговорим.

Машина моя катилась резво, быстро, то упруго ускоряясь, то еще более упруго замедляя ход, – а по временам шла плавно, солидно, на достаточно средней скорости, убеждающей всякого наблюдателя в том, что при всей упомянутой средней скорости обладатель авто есть человек далеко не средний.

Я давно заметил, что хорошая езда на хорошем авто по хорошей дороге – отменное средство успокоения. Род психотерапии, или что там есть.

Мне удалось пару раз втопить. Пару раз мощно стормозиться. Пару раз заложить крутейший вираж. А все для того, чтобы сердце, печень, легкие и прочие селезенки и кишки сотряслись, протрамбовались, а потом заняли свое место после некоторых резких, полезных для нервов колебаний.

– Ладно, скажи, – попросил я своего друга. – Скажи все, как оно есть.

– Скажу, – сказал Юра. – Ты стал – фантик. Травоядный. Я разочарован, Андрей. Ты готов проглотить любое дерьмо, лишь бы спастись. Или даже просто время выиграть...

– Не любое, – грустно, но твердо ответил я. – Да, я готов проглотить говно – но не любое.

– Готов проглотить говно, но не любое? – с отвращением переспросил Юра и сменил позу. – Можно, я это запишу?

Его сарказм вызвал во мне приступ внезапной ярости – не ураганной, животной, когда взрываются и убивают любого, кто рядом, но ярости человеческой – желчной, вязкой, наполовину сублимируемой в зубовный скрежет.

– Запиши! – ядовито ответил я. – Карандашик дать? Нет? Что, свой есть? Записывай, записывай! Диктую по буквам: Я ГОТОВ СХАВАТЬ ДЕРЬМО – НО НЕ ЛЮБОЕ.

– Кем ты стал?! – горестно воскликнул мой несуществующий брат. – Как ты говорил с этим сгнившим коммерсантом? Как халдей! Кто он, а кто ты? Зачем ты позволил так с собой общаться? Да, я понимаю: ты взрослый, солидный, у тебя бизнес, у тебя семья, у тебя ребенок, у тебя ответственность – но нельзя, никак нельзя позволять всяким барыгам и процентщикам так разговаривать с тобой! Где твое достоинство? Где твоя вера?

– Прости, брат. Если я во что-то верю, то только в Бога. Никак не в себя. В данной ситуации я – проигравшая сторона. Я обещал – и не сделал. Задолжал – и не вернул. Потерял деньги. Испортил деловую репутацию. И теперь – вынужден наблюдать, как деловой мир собирается поставить на мне крест...

– Хуйня это все! – крикнул Юра, прожигая глазами окружающее. – Крест, деловой мир... На хуй деловой мир! Есть только ты, и нет вокруг ничего, что бы не зависело от тебя самого...

Не выдержав, я выбрал относительно сухой участок дороги, посмотрел в зеркало – нет ли машин сзади – и изо всех сил нажал на тормоз. Юру швырнуло вперед. Он ударился головой о лобовое стекло и ошеломленно смолк. А ведь сам когда-то научил меня простому способу успокоить распоясавшегося пассажира.

– Заткнулся? – спросил я, дергая рычаги и вращая руль. Мой крейсер с визгом и ревом развернуло на сто восемьдесят градусов.

– Раз вышло так, что сегодня – день встреч со старыми приятелями, давай проведаем еще одного старого приятеля.

– А работать? Ты, кстати, работать сегодня собираешься?

– Работать? Нет. Я только что отдал в чужие руки пятьдесят тысяч. В такой день я работать не намерен. Я намерен мрачно праздновать. Я даже телефон выключил.

– И куда мы едем?

– К Шульцу. Любил навестить старого приятеля Шульца?

– Не знаю, – осторожно ответил покойный друг. – Он что, сделался таким же, как Сережа Знаев?

– Сам увидишь.

6

Удачно выкатились из центральной части города. Я даже повеселел. Вот оно, убогонькое счастьице столичного автовладельца: избежал пробок – считай, день удался. Выскочили на шоссе Энтузиастов – бестолковое, мною глубоко нелюбимое; думаю, здесь катаются главным образом энтузиасты этого шоссе. Тут же выяснилось, что я рано радовался. Застрял почти сразу. Плотно, основательно. Едва не полчаса стоял почти без продвижения, наблюдая за тем, как наименее терпеливые не выдерживают и разворачиваются в надежде найти объезд. Прочие мирно ждали, нагревая пространство выхлопными газами. Иные листали газетки и журнальчики, совершали телефонные звонки. Дамы подкрашивались. Иные выходили из салонов, разминали затекшие спины и плечи, вытягивали шеи – что там впереди?