Великая Мечта

– Пару раз. И то – мельком. А может, это и не он был. Я же не знаю, как он выглядит.

8

От магазина отвалили очень вовремя. Выезд со стоянки был еще свободен, тогда как с противоположной стороны уже скопилась вереница из многих десятков машин. Закончившие трудовой день граждане – в массе своей клерки нижнего и нижнесреднего звена, ровно в восемнадцать ноль-ноль беззаботно исчезающие с рабочих мест, – спешили делать шопинг. Примерно через час-полтора к ним присоединится публика побогаче – те, кто занимает более ответственные посты и задерживается возле своих компьютеров допоздна. Я опередил и тех и этих, вырулил на дорогу и вспомнил, что сегодня ничего не ел. Пора обедать. Или ужинать.

Не то чтобы пора – организм никак не требует, он с утра отравлен и введен в заблуждение водкой и сигаретами – но надо. Белков каких-нибудь напихать в него, жиров, углеводов... Иначе подведет в неподходящий момент... Заодно и выпить тоже. После скандала с кетчупом необходимо выпить обязательно.

– Не молчи, – сказал Юра. – Лучше вот что мне скажи: как это – быть тридцатипятилетним? Интересно же...

– Ха! Это легко. Сейчас попробую...

Тут я осекся. Задумался и напрягся. Даже сбавил скорость, чтобы собраться с мыслями. Когда от точки А до точки Б – пятнадцать лет дистанции, не так просто сформулировать, чем же, собственно, отличается одна точка от другой.

Посмотрел на друга, удобно устроившегося на сиденье в ожидании подробного ответа, или даже рассказа, – и показался он мне не просто молодым парнем, а юнцом, чья наивность стремится к бесконечности. Тогда, эпоху назад, в девяносто первом, мы ведь никогда не загадывали больше, чем на десять лет вперед, и пребывали в твердом убеждении, что к тридцати – почему-то именно к тридцати, не позже – обязательно будем иметь все, что положено иметь целеустремленным и уверенным в себе мужчинам: любимую работу, жену, детей, дом, надежных друзей, деньги, уважение окружающих. Дальше смутно предполагалась некая отдельная жизнь. Солидная. Безпроблемная. Всерьез исполненная серьезных смыслов. Более спокойная. Взрослая.

Дожив до рубежа, я обнаружил, что многократно перевыполнил планы. Одних только профессий сменил не менее пяти. И все очень любил. Друзей – имею обильный сонм. Правда, надежных всего несколько. К тому же испытывать их надежность нет никакого желания. Деньги? Есть и они. Немного, но есть. Вон, лежат по карманам, притихли. И черт с ними.

Однако где покой? Где солидность и прочие нематериальные дивиденды?

– Во-первых, здоровье, – медленно начал я. – Оно уходит. Постоянно происходят мелкие поломки. То почки заболят, то желудок. Скажем, в двадцать я мог по двое суток не спать – сейчас не могу. А в двадцать пять мог работать по шестнадцать часов – сейчас не могу. А в тридцать мог выпить литр водки – сейчас не могу...

– Так пей поменьше. И работай тоже.

– В том и беда, что работать меньше нельзя. Наоборот, работать приходится больше, а сил остается все меньше, поэтому и пить приходится тоже все больше. Хотя лично мне больше пить тоже нельзя, потому что столько пить уже невозможно... Но это не главное. Главное – моральные мучения. Возраст есть статус, ты же знаешь. Кстати, если завтра все мои бизнесы и источники заработка прикажут долго жить, я не смогу найти приличную работу. Везде нужны молодые и энергичные. Такие, как я, – отбраковываются в девяноста случаях из ста. Посмотри на меня – за пятнадцать лет я ни разу не работал по найму, не служил, не получал в кассе аванс и зарплату. Работать на начальника – не умею. Не владею искусством приходить к девяти и уходить в восемнадцать ноль пять. Кто возьмет такого?

Друг пренебрежительно скривился.

– Не надо так трагично. Надоест бизнес – вернешься в журналистику.

– Вряд ли. За хорошую аналитическую статью платят стоимость ужина в ресторане средней руки. Или, если перевести на кир: за страницу текста дают бутылку качественной водки... А между тем кое-кто в мои годы уже миллиардами ворочает. Возьми того же Сережу Знаева...

– Он нам не ровесник. Он старше нас с тобой на три года.

– Согласен, это аргумент. Даже на четвертом десятке разница в три года ощутима. Но все-таки – сверстнички наши именно к тридцати пяти начинают активно расслаиваться. Кто оседает на дне, кто цепляется в середине, а кто вылезает наверх... Именно на четвертом десятке.

– Выходит, на четвертом десятке – хуже?

В этот момент из соседнего дорожного ряда, поперек моего курса, стал активно влезать сильно подержанный, украшенный боевыми узорами экипаж под управлением коротко остриженного хлопчика из разряда тех, кого я на дух не переношу, – такой резвый кадыкастый птеродактиль с глазами, прозрачными до бессмысленности. Нынче в моем городе новая мода: к восемнадцатилетию любящие родители, кто побогаче, дарят сыночку машину. Бывает – быструю и мощную. На дороге такие водители самые опасные. Этот еще и знак мне сделал. Посторонись, мол. Я в ответ посигналил.