Мишахерезада

Это была пг’еинтег’еснейшая политика расценок рабсилы. Пролетариат неумственного труда был главным. Теряя статус, он проигрывал в деньгах. Передовой рабочий хорошего разряда мог получать нормальных двести сорок. И учился в вечернем институте, потому что передовой. Получал диплом инженера, становился мастером смены в своем же цехе, имел кучу головной боли за выполнение плана — и получал сто тридцать. Не лезь наверх!

Вот едет «скорая» на вызов. Водитель опытный, 1 класса, получает двести. В салоне: врач — сто, фельдшер — восемьдесят, медсестра — семьдесят. Двести пятьдесят на троих. В институтах учили, как быть бедными. Естественно, все работали на полторы ставки, часто молотили на две. И шофера прихватывали. Итого: врач — сто семьдесят, его водитель — триста.

Все молодые специалисты после вузов — врачи, учителя, инженеры, научные сотрудники, — получали по сто. Потом шли надбавки, подхалтурки, переработки, и они получали по сто пятьдесят — двести.

А работяге отдай двести на ставку сразу!

В необходимости срочно подработать, я как-то среди года устроился грузчиком на Московскую-товарную. В первый день думал, что умру, на второй пожалел, что не умер. Сорок тонн за смену, можно пятьдесят. Двадцать две копейки с тонны. Негабаритный груз — двадцать восемь копеек. Месячный расчет — двести рэ! За месяц втянулся. Здоровый, спокойный, мозг — чистый, как у питекантропа.

Мэнээс в Казанском соборе, музей религии то бишь, — сто рублей. Журналист в «Скороходовском рабочем» — сто рублей. Восемьдесят шесть тридцать на руки после вычетов подоходного и за бездетность.

Разве что лейтенант получал сразу двести, майор триста, полковник четыреста — звания, должности и выслуга росли параллельно. Офицерские погоны гарантировали хоть в непредсказуемом собачьем месте, но спокойный достаток.

Заработок инженера начинался от начальника цеха и директора завода. Там уже и триста, и пятьсот, и спецблага номенклатуре (к начальникам цехов это не относится, разумеется).

А товарищ научный работник жил прилично от старшего научного сотрудника и кандидата наук (двести пятьдесят) — и вверх. Доцент — триста двадцать. Доктор и старший — под четыреста. Профессор — четыреста пятьдесят. Плюс за заведование кафедрой, плюс за аспирантов, — получая пятьсот — шестьсот рублей, профессор был элитой общества: и ученый, и достойный, и состоятельный. М-да-с…

Круто зарабатывали шахтеры. Там триста было нормально. И четыреста нормально. И семьсот могло быть. До трехсот мог выгонять водитель автобуса или машинист.

На Крайнем Севере и «приравненных к нему районах» шел «коэффициент» до ста процентов — за место, и «полярки» — плюс десять процентов за полгода стажа там, иногда были шесть полярок, кое-где — до десяти. Три оклада делали человека хорошо обеспеченным: шестьсот вместо ста семидесяти. Плюс двухмесячный оплаченный отпуск, и раз в три года — оплачивались любые отпускные билеты. Вот полгода раз в три года северяне могли гульнуть по Союзу как богатые.

А богатыми реально и неофициально — были: официанты, мясники, продавцы комиссионок, ювелиры, известные портные, директора магазинов. Там, где деньги переходили из рук в руки. Бармен мог «зарабатывать» тысячу в месяц. «Зарабатывать» — это значит недоливать или наливать не то. Жулик, короче, ворюга мелкий. Это был свой круг со своими ценностями. Они осуждались официальной моралью, это ладно, но искренне презирались всеми людьми честными, и это их задевало. Перед ними могли заискивать, имея интерес, а все равно презирали. Они комплексовали. Пытались держаться высокомерно. Неожиданно начинали оправдываться в «разговоре по душам». Типа: а ты что, не взял бы?

Для нас они были — потребители без высших ценностей. Они паразитировали на узких местах. Они не любили строй, который не давал обладателю денег автоматический социальный статус. При возможности они часто валили за бугор — и бывали там потрясены ненужностью своих умений, непристроенностью и потерей положения. Ну кто такой мясник или официант?..

М-да. Нет занятия более дурацкого и увлекательного, чем считать чужие деньги. Но любого, кто не ворует, а зарабатывает, всегда интересует: а как вы жили? сколько вам платили? что на это можно было купить? Заботы рабочих людей везде одни. Стихи стихами, а хлеб-то почем был?

Кстати, платили до трехи за строчку, и с учетом потиражных хороший сборник мог принести элитному поэту трехлетнюю нормальную зарплату. Одна книга, переведенная на все языки народов СССР и братских стран, осыпала номенклатурного письменника золотым дождем на сумму в десятки тысяч рублей, сто тысяч, двести. Поэту-песеннику капало с каждого исполнения, он имел несколько тысяч ежемесячно и жил в другом мире на другие деньги. Преуспевающему драматургу — капало с каждого спектакля. Ох этим ребятам было с чего рыдать по концу Советской Власти, от которой они хотели больше свобод!