Мишахерезада

Внизу была пустыня, такыры, бурьян и сетка караванных троп. Цепочка верблюдов мельче муравьев и далекий, как соринка, грузовичок. А главное — плотный воздушный поток, обтекая фюзеляж, вдавливался внутрь, его не преодолел бы пожарный брандспойт!

Я захлопнул отверстие в бездну. Летчики в носу не заметили. Это Хэмфри Дэви умер на королевском приеме от разрыва пузыря?

Я ринулся в хвост и стал судорожно рыть передними лапами. И разбросав барахло до пола — обнаружил унитазик!!! Он был размером с пивную кружку. В глазах у него помутилось.

Через минуту я пришел в сознание и стал искать педаль водослива. Кнопку, цепочку, рычажок. Обшарил все, как разведчик сейф. Нет. Унитазик по выкройке макаки был намертво приделан к полу, и не имел никаких признаков того, что его можно привести в исходное состояние. Как муляж! Из старого желтого фаянса! Мистика… До меня он был набит всякой мелочью и прикрыт ветошью.

И тут стало болтать. А с сознанием проснулась и совесть. Летчики меня везут, хотя еще не знают, что бесплатно, тем лучшего отношения они заслужили. И за все хорошее я им обоссал весь хвост. В ужасе от своего поведения, я закрыл унитаз чехлом от мотора и пошел садиться на свое место.

Стыдливый и счастливый, я с любовью смотрел вокруг — и увидел необъяснимое! Рядом с сиденьем в борту на уровне колен торчала пробка на цепочке, как в ванне, только больше. Я вынул пробку — и открылось круглое отверстие наружу, сантиметров так шесть в диаметре.

Вы понимаете мои мысли. Понятие «аэрописсуар» в самолетостроении неизвестно. Я до сих пор не знаю, для чего предназначалось это удивительное и характерное отверстие.

Тут стало совсем болтать, в иллюминаторах была желтая мгла, я привстал, по жестам летчиков и снижению самолета можно было понять, что мы попали в песчаную бурю и идем на посадку.

Как только мы сели, стал слышен мат летчиков в адрес сопровождающего. Оказывается, мясо было сложено в штабель с проходом, а в полете все сползло и развалилось, кабина забаррикадирована кровавым курганом, и пусть теперь этот урод свою грязную тухлятину хоть рогом роет, хоть рогом тоннель сверлит, но если они, летчики, через пять минут не выйдут не замаравшись, то в кургане будет на три куска мяса больше, надгробном, твою маму в папину тюбетейку.

Этот праздник жизни пока адресовался не мне. Я спрыгнул вниз и прикрыл за собой дверцу. Песок сек, летел и хлестал. Через десять шагов самолета не стало видно. Я чувствовал себя беглецом, подлецом и мудрецом.

Шагов через двести, с забитыми глазами и ноздрями, я надел плащ и чепчик, сел спиной к ветру, оперся поясницей о рюкзак и стал пережидать бурю. По карте помнилось, что железная дорога вряд ли была слишком далеко.

НЕПОБЕДИМАЯ И ЛЕГЕНДАРНАЯ

День Г

На станции в лесу нас выгрузили под дождем. Построили и провели перекличку под дождем. Приказали скидать вещи в «Урал».

— До расположения части — четырнадцать километров. Больные, с температурой, с потертыми ногами — есть? Напра-во! Шагом — марш!

Первые пять минут мы надеялись, что это шутка. Подойдут крытые брезентом машины с надписью «Люди», и мы поедем. Волглая хвоя лесной дороги подавалась под ногой. Водопады с веток стряхивались за шиворот. Мы промокли насквозь.

Через час мы шагали тупо, безнадежно и окоченело. Бессмысленность этого марша обозлила всех до появления классовой ненависти к офицерам. В плащ-накидках и сапогах они двигались в оцеплении колонны.

— Стой! Привал десять минут. Можно оправиться и закурить.

Сигареты размокли. Портсигаров ни у кого еще не было. Ну, твою мать, уроды, — была общая реакция.

— Ста-анови-ись! Подровнялись. Шагом — арш!

Текло по головам, по лицам, текло под одеждой и хлюпало в туфлях. То есть холодно, возникли мысли о простуде, воспалении легких, смерти и салюте над могилой с красной звездочкой.

— Шире шаг! Сейчас погреемся! Бего-ом — арш!

Через три часа мы готовы были от злобы убивать кого угодно, как по приказу вышестоящих начальников, так и по собственной инициативе. Показались железные ворота с приветствием: «Служи по уставу — завоюешь честь и славу!»

— Не может быть!.. — саркастически отреагировала колонна.

Взвода свели в батареи и разобрали по казармам. Сквозь выбитые стекла гулял ветер, под окнами темнели лужи. Сесть не на что, голый сарай. Сушиться нечем. Пришли.