Человек в системе

КАТАРСИС

Это, стало быть, чувство очищения страданием, которое испытывает зритель, сопереживая героям трагедии. Чувство печальное, и однако вдохновляющее и возвышающее. По универсальному гению Аристотеля примерно так.

Уточним: если упал самолет — это трагедия, но это не та трагедия. Это катастрофа, это ужас, это скорбь, это страшное невезение. Но не трагедия в античном, в театральном, в эстетическом смысле. Кстати, смотря с кем был самолет. Может, это вообще праздник для народа. Важно — кто упал! Но главное — как упал.

Нет зрелища более излюбленного богами, чем смертный в борьбе с роком. Вот трагедия — это смертный в борьбе со своим роком. Причем рок побеждает, но смертный жутко борется до конца. Эдип. Язон. Ахилл. Сид. Отелло. Оптимистическая трагедия.

Гм. А вот маленький человек жил-жил плохо, а потом заболел и умер. Это трагедия? Вроде да. А почему тягомотина? А потому что жизнь и смерть отнюдь не каждого тянут на трагедию. Все мы смертны. А могильщики пьют и шутят.

Трагедия — это испытание человека на прочность во всем диапазоне вплоть до полного разрушения.

И под этими невозможными, непереносимыми нагрузками, — герой являет то величие души, которому просто нет поводов проявиться в обстоятельствах обычных, нормальных, где жить можно. Обнажаются качества, скрытые в обыденной жизни. Являет себя глубинная суть его натуры — и она величественна и тверда.

Трагедия — это сагитальный разрез души человеческой, после которого остаться в живых уже невозможно. Трагедия выявляет в человеке то глубинное и основополагающее, чего иначе не увидеть. И только если в этой глубине обнаруживается характер несгибаемый и благородное мужество, бесстрашие перед смертью и готовность принять судьбу не склоняя головы и сражаясь до конца, — вот только тогда это Трагедия. А иначе — история жизни и гибели еще одного человека из всех живших на земле.

Трагедия — это тест на героизм, так сказать.

Такого человека особенно жалко, потому что он хороший и храбрый, и ведет себя достойно в любых обстоятельствах. И ему особенно сочувствуешь. И одновременно им гордишься — он супер, он достоин всего лучшего.

Вот это сочетание глубокого сочувствия и возвышающей гордости — и называется катарсисом. Сочувствия, потому что уж так он хорош, и так ему трудно, и так хочется, чтобы он победил и остался в живых, и так жалко его, и почему гибнут такие люди, а шваль всякая живет. И любовь есть в этом чувстве, потому что невозможно не тянуться душой к такому человеку, и влечение испытываешь к нему сильное. И горе потери, и тоска с печалью, что так устроен мир, что погибают в нем самые лучшие, самые благородные, самые сильные и красивые. — И гордость за него, что он не сдался и не уронил себя. И гордость, что ты тоже принадлежишь к этому народу, к роду людскому, это ведь — о каждом из нас, как мечтал бы он действовать в подобных обстоятельствах, если б попал в них… и если хватило бы сил и мужества. И ощущение сил своих огромных — вот что человек может! и вот что может каждый из нас, и я могу. И готовность внутреннюю тоже быть героем, и тоже бороться беззаветно и умереть бесстрашно, чтоб плакали люди по тебе и гордились тобой.

Катарсис — это смешение скорби и гордости, достигающих такой силы, что они смешиваются в одних и тех же слезах. Это счастье, рождающееся из горя, в котором герой явил непобедимость.

ЮМОР

Рассуждение о юморе — это в эстетике аналог короткой обязательной программы в фигурном катании. Маршальский жезл не жезл, но майорский погон достать из солдатского ранца представляется что пора.

Если я не прав — поправляйте:

1. Сначала разделим объективную и субъективную составляющие.

У каждого есть представления о смешном: ситуации, выражения, классические анекдоты. При этом один смеется там, где другой молчит тупо и неодобрительно. Чувство юмора весьма индивидуально по силе и эстетической оформленности — и однако возбуждается внешними и вполне объективными факторами. Т. е.: повод к смеху объективен как событийный факт — но субъективен по восприятию: чего ржать?

2. Субъективная составляющая может быть разделена на физиологическую и культурную. Смех — это процесс весьма физиологический, причем малоподконтрольный. Внешний же возбудитель смеха задействует в человеке культурную программу, в системе которой он и расценивается как смешной.