Двери Между Мирами

«Но если бы Тио [Tio (исп.) – дядя] Вероне был сегодня жив, – подумал Балазар, – он бы засмеялся над собой и сказал бы: гляди, Рико, ты всегда был слишком уж умен, ты знал правила, ты помалкивал, когда этого требовало уважение к старшим, но глаза у тебя всегда были наглые. Ты всегда слишком хорошо знал, какой ты умный, и поэтому ты в конце концов свалился в яму собственной гордыни, и я всегда знал, что так оно и выйдет».

Он сложил «А» и накрыл его третьей картой.

Они взяли Эдди, подержали его, а потом выпустили.

Балазар забрал брата Эдди и их общую заначку. Этого достаточно, чтобы привести Эдди сюда… а Эдди ему нужен.

Эдди нужен ему, потому что они держали его только два часа, а это ни в какие ворота не лезет.

И допрашивали его не на Сорок третьей улице, а в Кеннеди, а это тоже ни в какие ворота не лезет. Это значит, что Эдди сумел скинуть весь или почти весь марафет.

Или не сумел?

Балазар думал. Старался разобраться.

Эдди вышел из аэровокзала через два часа после того, как его сняли с самолета. Этого слишком мало для того, чтобы они успели его расколоть, но слишком много для того, чтобы они пришли к выводу, что он в порядке, что какая-то стюардесса что-то напутала.

Он думал. Старался разобраться.

Брат Эдди уже стал зомби, но Эдди еще в полном уме, Эдди еще крепкий парень. Он бы не раскололся всего за два часа… разве что из-за брата. Из-за чего-то, связанного с его братом.

И все же – почему не на Сорок третьей улице? Почему не было таможенного фургона (они выглядели совсем, как почтовые, только задние окошки затянуты проволочной сеткой)? Потому что Эдди действительно что-то сделал с товаром? Скинул? Спрятал?

В самолете спрятать товар невозможно.

И скинуть невозможно.

Конечно, невозможно и бежать из некоторых тюрем, ограбить некоторые банки, не получить срок по некоторым делам. Но некоторым людям это удается. Вон, Гарри Гудини сбрасывал смирительные рубашки, выбирался из запертых сундуков, из банковских сейфов, мать его… Но Эдди Дийн – не Гудини.

Так ли?

Он мог приказать убить Генри у них дома, мог велеть замочить Эдди на Лонг-Айлендской Эстакаде или – еще лучше – тоже у них дома, чтобы менты подумали, что два торчка доторчались до того, что забыли, что они братья, и ухлопали друг друга. Но тогда без ответов осталось бы слишком много вопросов.

Ответы он получит здесь, подготовится к будущим неприятностям или просто утолит свое любопытство, в зависимости от того, какими окажутся эти ответы, а потом убьет их обоих.

Несколькими ответами больше, двумя торчками меньше. Хоть какая-то выгода, а потеря невелика.

В другой комнате снова пришла очередь Генри отвечать на вопросы викторины.

– Ладно, Генри, – сказал Джордж Бьонди. – Будь внимателен, вопрос трудный. Раздел «География». Вопрос такой: как называется единственный материк, на котором водятся кенгуру?

Пауза. Все замерли.

– Джонни Кэш, – сказал Генри, и все заржали, как жеребцы, во все горло.

Стены задрожали.

Чими напрягся, ожидая, что карточный домик Балазара (который стал бы башней, если бы такова была воля Бога или слепых сил, что от Его имени правят вселенной) сейчас рухнет.

Карты слегка задрожали. Если хоть одна упадет, упадут и остальные.

Ни одна не упала.

Балазар поднял глаза и улыбнулся Чими.

– Piasan, – сказал он. – Il Dio est bono; il Dio est malo; tempo est poco-poco; tu est un grande peeparollo. [Земляк… Бог добр; Бог зол; времени мало-мало; а ты – дурачина (искаж. итал.)].

Чими улыбнулся.

– Si, signore, – сказал он. – Io grande peeparollo; Io va fanculo por tu [Да, синьор… Я дурачина, я умру за тебя (искаж. итал.)].

– None va fanculo, catzarro, – ответил Балазар. – Эдди Дийн va fanculo. [Тебе не надо умирать, балда… Умрет Эдди Дийн (искаж. итал.)]. – Он ласково улыбнулся и начал строить второй этаж своей карточной башни.

В тот момент, когда фургон остановился возле заведения Балазара, Коль Винсент смотрел на Эдди. Он увидел такое, чего не могло быть. Он попытался заговорить, но не смог. Язык у него прилип к небу, и он смог только сдавленно заурчать.

Он увидел, как глаза Эдди из карих стали голубыми.

На этот раз Роланд не принимал сознательного решения выдвинуться вперед. Он просто метнулся, не задумываясь, так же непроизвольно, как вскочил бы со стула и выхватил бы револьверы, если бы в комнату, где он сидел, кто-то ворвался.

«Башня! – яростно думал он. – Это Башня, боже мой, Башня, она в небе! Я вижу в небе Башню, начертанную красными огненными линиями! Катберт! Алан! Десмонд! Баш…»