Двери Между Мирами

Детта знала многое, но Детта не знала Одетту, а Одетта не знала Детту, поэтому и там зубы были такие же гладкие и так же плотно закрыты, как ворота редана.

Одетта унаследовала не только спокойную жесткость своего отца, но отчасти и застенчивость своей матери, и она лишь один-единственный раз попыталась продолжить расспросы на эту тему, дать ему понять, что он отказывает ей в заслуженном доверии, которое, правда, не было ей обещано, и которому, по-видимому, не суждено созреть. Это было однажды вечером в его библиотеке. Он тщательно расправил свою «Уолл-стрит Джорнэл», закрыл, сложил и отложил на дощатый сосновый стол рядом с торшером. Он снял свои очки со стальными оглоблями, без оправы, и положил их на газету. Потом он взглянул на нее, худой негр, такой худой, что казался почти истощенным, с курчавыми седыми волосами, с быстро увеличивающимися залысинами на висках, которые становились все более впалыми, на которых равномерно бились нежные пружинки вен, и сказал только: «Об этом периоде своей жизни, Одетта, я не говорю и не думаю. Это было бы бессмысленно. Мир с тех пор сдвинулся с места и ушел далеко».

Роланд бы понял.

Когда Роланд открыл дверь, на которой были написаны слова ВЛАДЫЧИЦА ТЕНЕЙ, он увидел вещи, совершенно ему непонятные – но он понимал, что они не имеют значения.

Это был мир Эдди Дийна, но в остальном это была только сумятица огней, людей и предметов – такого множества предметов, какого он никогда в жизни не видел. Судя по виду предметов, они предназначались для дам и были выставлены на продажу. Некоторые – под стеклом, некоторые были разложены соблазнительными стопками и рядами. Все это имело не больше значения, чем движение, когда этот мир тек перед ним мимо краев дверного проема. Дверным проемом были глаза Владычицы. Роланд смотрел ими точно так же, как раньше смотрел глазами Эдди, когда Эдди шел по проходу в небесном вагоне.

А вот Эдди был словно громом поражен. Револьвер в его руке задрожал и чуть опустился. Стрелок мог бы без труда отобрать его у Эдди, но не стал. Он просто стоял спокойно. Этому трюку он научился давным-давно.

Теперь картина, открывавшаяся за дверью, резко повернулась; у стрелка от таких поворотов кружилась голова, а Эдди этот стремительный поворот как-то странно успокоил. Роланд никогда не видел ни одного кинофильма. Эдди видел тысячи, и то, на что он сейчас смотрел, было похоже на один из проездов камеры, как в «Хэллоуине» или в «Сиянии». Он даже знал, как называется аппарат, которым делают такие съемки. «Стеди-Кэм», вот как.

– И в «Звездных войнах» тоже, – пробормотал он. – Звезда Смерти. Офигительная штука, помнишь?

Роланд посмотрел на него и ничего не сказал.

В том, что Роланд воспринимал, как дверной проем, а Эдди уже начал считать неким волшебным киноэкраном, в который при определенных условиях можно было войти – так, как в «Пурпурной розе Каира» тот малый просто взял да сошел с экрана в реальный мир – показались руки. Темно-коричневые руки. Паскудное кино.

До этой минуты Эдди не понимал, насколько паскудное.

Вот только по ту сторону двери, через которую он смотрел, этот фильм еще не сняли. Это был Нью-Йорк, правильно, – самый звук клаксонов такси, даже такой слабый и глухой, каким-то образом доказывал это – и какой-то нью-йоркский универмаг, куда он однажды заходил, но все было… было…

– Старше, – пробормотал он.

– До твоего когда? – спросил стрелок.

Эдди взглянул на него и коротко хохотнул.

– Ага. Можно и так сказать, правильно.

– Хелло, мисс Уокер, – осторожно сказал женский голос. Картина в двери скользнула вверх так внезапно, что даже у Эдди слегка закружилась голова, и он увидел продавщицу, которая, очевидно, знала обладательницу черных рук – знала и то ли не любила, то ли боялась. Или и то, и другое. – Чем я могу помочь вам сегодня?

– Вот этот. – Обладательница черных рук подняла вверх белый шарф с ярко-синей каймой. – И не трудитесь заворачивать, детка, просто суньте в пакет.

– Наличными или ч…

– Наличными, я же всегда плачу наличными, ведь так?

– Да, мисс Уокер, вот и отлично.

– Я так рада, душечка, что вы одобряете.

На лице продавщицы появилась гримаска – Эдди успел ее заметить, когда та отворачивалась. Может быть, дело было в том, что с продавщицей разговаривала женщина, которую она считала «нахальной черномазой» (опять-таки, эта мысль была вызвана не столько знанием истории или его личным опытом жизни на улице, сколько его опытом кинозрителя, потому что сейчас ему казалось, будто он смотрит фильм, который не то снят в шестидесятых годах, не то действие в нем происходит в те времена, что-то вроде «Душной ночью» с Сидни Стайгером и Родом Пуатье), но все могло быть и гораздо проще: черная ли, белая ли, а эта самая Роландова Владычица Теней была та еще хамка.