Ожог

О, Марина Влади, девушка Пятьдесят Шестого года, девушка, вызывающая отвагу! О, Марина, Марина, Марина, стоя плывущая в лодке по скандинавскому озеру под закатным небом! О, Марина, первая птичка Запада, залетевшая по запаху на оттепель в наш угол! Стоит тебе только сделать знак, чувиха, и я мигом стану парнем, способным на храбрые поступки, подберу сопли и отправлюсь на край света для встречи с тобой. О, Марина = очарование, юность, лес, голоса в темных коридорах, гулкий быстрый бег вдоль колоннады и затаенное ожидание с лунной нечистью на груди.

Я заиграл, и тут же вступил Костя, а за ним и весь состав, а она подпрыгнула от восторга и захлопала в ладоши – все тогда обожали «Сентиментл»

• А у нас в России джаза нету-у-у,
• И чуваки киряют квас… –

завопила в углу подвыпившая компания хозяев бала – горняков. Теперь было ясно – скандала не миновать.

Тогда еще запрещалось молодежи танцевать буржуазные танцы, а разрешались только народные, красивые, «изячные», патриотические экосезы, менуэты, па-де-патенеры, вальсы-гавоты. В чью вонючую голову пришла идея этих танцев, сказать трудно. Ведь не Сталин же сам придумал? А может быть, и он сам. Наверное, сам Сталин позаботился, сучий потрох.

В последнее время, увы, гнилые ветры оттепели малость повредили ледяной паркет комсомольских балов, и в разводья вылез буржуазный тип с саксофоном, то есть прыщавый Самсик, стриженный под каторжника, в нелепо обуженных штанах с замусоленным рублем в кармане, двадцатилетний полу-Пьеро, полухулиган, красивый Самсик собственной персоной.

Дух непослушания, идея свободы мокрой курицей пролетела от стены к стене, и все затанцевали, и закачались люстры, и плюшевые гардины криво, словно старушечьи юбки, сползли с окон – в зал перли безбилетники.

Мы тогда еще почти не знали бибопа, только-только еще услышали про Паркера и Гиллеспи, мы еще почти не импровизировали, но зато свинговали за милую душу.

Вдруг я увидел, что моя Марина Влади танцует с одним фраером в длинном клетчатом пиджаке, и вспомнил, что у фраера этого есть машина «Победа», и прямо задрожал от ревности и обиды, а сакс мой вдруг взвыл так горько, так безнадежно, что многие в зале даже вздрогнули. Это был первый случай свободного и дикого воя моего сакса. Костя Рогов мне потом сказал, что у него от этого звука все внутри рухнуло, все органы скатились в пропасть, один лишь наполнился кровью и замаячил, и Костя тогда понял, что рождается новый джаз, а может быть, даже и не джаз, а какой-то могучий дух гудит через океаны в мою дудку.

Песня петроградского сакса образца осени пятьдесят шестого

• Я нищий,
• нищий,
• нищий,
• И пусть теперь все знают – я небогат!
• Я нищий,
• нищий,
• нищий,
• И пусть теперь все знают – у меня нет прав!
• Пусть знают все, что зачат я в санблоке, на тряпках
• Двумя врагами народа, троцкистом и бухаринкой, в постыдном акте,
• И как я этого до сей поры стыжусь!
• Пусть знают все, что с детства я приучался обманывать все общество,
• Лепясь плющом, и плесенью, и ржавчиной
• К яслям, детсаду, школе, а позднее к комсомолу
• Без всяких прав!
• Я нищий,
• нищий,
• нищий,
• И пусть теперь все знают, что
• Я девственник в обтруханных трусах!
• Я девственник, я трус с огрызком жалким, но.
• О Боже Праведный, я не гермафродит!
• Мужчина я! Я сын земли великой!
• Я куплен Самсиком на бешеной барыге у пьяного слепца
• За тыщу дубов, которые собрал он донорством и мелким воровством.
• Но, Боже Праведный, мне двадцать лет, а скоро будет сорок!
• Я тоже донор, и кровь моя по медицинским трубкам
• Вливается в опавшие сосуды моей земли!
• И пусть все знают – я скорее лопну, чем замолчу!
• Я буду выть, покуда не отдам моей искристой крови,
• Хотя я нищий,
• нищий,
• нищий…

Я сам тогда перепугался, сил нет, и вдруг заметил, когда последние пузыри воздуха с хрипом вылетали из сакса, что в зале никто не танцует, а все смотрят на меня: и Марина Влади, и ее клетчатый фраер, и все пьянчуги-горняки, и все молчат, а из глубины, расширяясь и устрашающе заполняя вакуум, прокатилось гусеницей: