127  

– Не беспокойтесь, Марджори! Он не был похищен, не ждите требований выкупа, уверен, что он исчез по собственному разумению.

– Это случилось четвертый раз, – прошептала Марджори. Кровь могла свернуться в жилах от такого шепота. – Четвертый раз за двадцать три года нашего брака. Он все время шутил о своих исчезновениях, но я отношусь к ним очень серьезно. Это опасно, Алекс! Он ненормальный! К нему при-ходят гости из прошлого! С теми рычагами финансовой мощи, что в его власти, он может сотворить что-то ужасное! Он может разрушить наш дом, семью, корпорацию, всю страну! Пожалуйста, Алекс, не обращайте внимания на то, что я немного таращу глаза, это базедка, ничего более. Знайте, что я готова пожертвовать собой ради моей семьи, Алекс Корбах (подчеркиваю, Корбах!), но я не хочу жертвовать моей семьей, всем нашим кланом ради заумных идей, рожденных мужским климаксом!

Да, мы богаты, но богатые тоже люди, они могут плакать, впадать в отчаяние, жертвовать собой ради близких, как я готова пожертвовать собой ради Стенли! Всякий знает, что получается из этих паршивых эгалитарных теорий: нацизм, большевизм, терроризм, вы знаете это лучше, чем я.

Алекс, вы были ближайшим другом моего мужа в течение последних трех лет. Меня даже немного раздражало постоянное упоминание вашего имени. Алекс там, Алекс здесь, Алекс сказал то, Алекс сказал это… да-да, пожалуйста, еще пива, большое спасибо… Теоретически вы даже наш дальний родственник, не правда ли? Знаете, я никогда не возражала против вашего романа с Норой. После ее бурной жизни она наконец-то нашла тихую гавань. Алекс, позвольте мне сказать прямо: только вы можете спасти нашу семью от позора! Я уверена, что Стенли скоро явится к вам выпить и поговорить. Пожалуйста, дайте мне только знать, что он жив! Я даже не осмеливаюсь просить вас о великом одолжении, но, может быть, вы все-таки попробуете отговорить его от этих ридикюльных эскапад?

Она уронила лицо в чудеснейший платок, плечи ее слегка тряслись, в этот момент она была похожа на студенточку колледжа из какого-нибудь классического фильма. Она всего лишь на два года старше меня, подумал АЯ. Чтобы подавить неуместные эмоции, он оторвал глаза от Марджори и стал смотреть на городскую жизнь за окном.

Становилось темнее, и благодаря этому вся картина приобретала более резкий фокус. В толпе у метро ямайский верзила выпустил изо рта длинный язык огня. Несколько прохожих упали перед ним на колени: «Пощади, Заратустра!» Он помахал обеими руками вдаль, как будто говоря: «Поздравляю, Сашка Шут! Ты стал персонажем настоящей „соуп-оперы“!»

VII. Чудо в Атланте

  • Однажды бес занес меня
  • В аэропорт Атланты.
  • Своей огромностью маня,
  • Он был сродни Атланту,
  • Негоцианту,
  • Тому, что шар наш приволок
  • В торговую арену
  • И там стоит, не сдвинув ног
  • И не назначив цену.
  • Хорош «челнок»!
  • Все было тут с плеча верзил,
  • Столицам по ранжиру.
  • Подземный поезд развозил
  • Толпищи пассажиров,
  • Гуляк, транжиров.
  • Увидеть перуанских лам,
  • Услышать перезвоны
  • Тибетских лам, и по делам
  • Взлетали авионы.
  • Всем им шалом!
  • В суме, висящей на плече,
  • Тащил свою я утварь,
  • Когда вдруг началось чепе:
  • Центральный сел компьютер.
  • В одно из утр.
  • Толпа кричит, как грай ворон.
  • Кружится хаос адский.
  • У всех ворот водоворот:
  • Ни взлета, ни посадки!
  • Вали, народ!
  • Уже был съеден весь попкорн.
  • Запал угас в унынье,
  • И на полу среди колонн
  • Народ полег, как свиньи.
  • Вот вам и свинги!
  • Вдобавок к этому, друзья,
  • Взыграла stormy weather,[158]
  • Из тех, что не осмелюсь я
  • Зарифмовать с together.[159]
  • Прощайте, грезы!
  • Как космы черной бороды,
  • Качалась вся округа.
  • С огромной массою воды
  • Тайфун явился «Хьюго».
  • Порвал бразды.
  • Казалось, треснет свод опор,
  • И хлынет стынь из трещин,
  • И рухнет весь аэропорт,
  • Как Атлантида-стейшн.
  • Завалит грешных.
  • Я в Айриш-пабе присягал
  • На верность белу свету,
  • Когда бармен вдруг дал сигнал
  • И крикнул: «Пива нету!»
  • Без этикету.
  • Иссякло пиво! Кто бы мог
  • Сухим представить днище?!
  • Растряс земли, кислотный смог —
  • Все было бы попроще.
  • Где пива сыщешь?
  • Вдруг к стойке бара меж кирюх
  • Прошла младая дама,
  • Мудра, как сонмище старух,
  • Свежа, как дочь Адама.
  • И шелест брюк!
  • Весь свет затих, узрев красу,
  • Забыв о молний сваре.
  • Светясь, спустился парашют
  • С гондолы Портинари.
  • Взяла «Кампари».
  • Протрепетала сотня лип,
  • Процокали подковы,
  • И вдруг запел какой-то тип,
  • Жонглер из графств Московии,
  • Хрипат и сипл.
  • «Пропитых связок аппарат
  • Не годен для кансоны,
  • И все же, братья, воспарю
  • С кансоною для донны,
  • Столь окрыленный
  • Ее божественной красой
  • И благородством жестов!
  • Так грезит старый кирасир
  • О молодой невесте:
  • Он не из жести!
  • Мы не встречали этих глаз,
  • Пожалуй, семь столетий,
  • А тот, кто к сальностям горазд,
  • Наказан будет плетью.
  • Таков мой сказ.
  • О ты, чистейшая из жен,
  • Прими мою музЫку!
  • Ведь я Амуром поражен,
  • Хоть и ору тут зыком,
  • Под звездным знаком.
  • Стожары греют небосвод,
  • Вселяют жар в мужчину.
  • Не там ли мир святых свобод,
  • Не там ли все причины,
  • О чем кричим мы?
  • Ты видишь, наша жизнь пошла,
  • Потерян смысл отличий.
  • Скажи, откуда ты сошла,
  • Святая Беатриче,
  • В наш бренный шлак?»
  • Он оглянулся. Все вокруг
  • Молились без опаски,
  • Майамский загорелый друг
  • И мужичок с Аляски,
  • Адепты ласки.
  • Один почтенный джентльмен,
  • Чикагский венеролог,
  • Держа на вилочке пельмень,
  • Вдруг разразился соло
  • Вслед за жонглером.
  • Он пел о шалостях любви,
  • Венериных проказах,
  • О том, как мало соловьи
  • Пекутся о стрекозах
  • И о занозах.
  • Святая Дама, он молил,
  • Пошли нам жар без мошек,
  • Сироп священный без смолы,
  • Сады без мандавошек,
  • И черствых плюшек.
  • Весь клуб мужчин запел вослед:
  • Строитель, жулик, лектор,
  • Мулов погонщик и ослов,
  • И хомисайд[160] -инспектор.
  • Так много слов!
  • Святая Дама, укажи
  • Обратный путь в за-древность,
  • Где не пускала в ход ножи
  • Любви убийца, ревность,
  • Сестрица лжи.
  • Засим настал разлуки миг.
  • Вертеп ирландский дрогнул.
  • Тревожно изогнулся мим,
  • Поэт скривился, вогнут,
  • Тоской томим.
  • Парижский вскрикнул брадобрей,
  • Заплакал жрец науки.
  • Тут был объявлен первый рейс:
  • «Юнайтед», на Кентукки.
  • Будь к нам добрей!
  • Так ничего и не сказав,
  • Она сошла со стула,
  • Бела, как горная коза,
  • Легка и не сутула.
  • Как ветром сдуло.
  • И всякий, кто в быту суров,
  • И те, кто к сласти падки,
  • Смотрели, как сквозь блеск шаров
  • Она идет к посадке.
  • Бесшумный взрыв
  • В ее «Кампари» просиял.
  • Бесшумны были вопли.
  • Фонтан взлетал и угасал.
  • На всех пришлось по капле.
  • И сны усопли.

Часть VIII

1. «Пинкертон»

Прошло десять месяцев после завершения седьмой части, и наступила, говоря языком академических семестров, Осень-87. Декорации существенно изменились. Большой территорией со своей внушительной застройкой в роман вступил кампус университета «Пинкертон». Псевдоготические башни здесь перекликаются с постмодерном, придавая пространству некоторую загадочность. В связи с новыми веяниями столетний монумент основателю школы, который был, кажется, каким-то колониальным предком знаменитого английского сыщика, со всеми своими причиндалами в виде треугольной шляпы, парика, доброго голубиного зоба, трости, которой ему столько раз хотелось протянуть вдоль спины своих студентов, нерадивых увальней Вирджинии, а также в виде чулок и башмаков с пряжками, оказался на основательно покатой площади, образовав центр некоей «концепции сдвига».

  127  
Предыдущая страница Следующая страница
×
×