Новый сладостный стиль

Пока Александр Яковлевич приходит в себя от этой лавины, мы отошлем нашего верного соавтора-читателя назад к четвертой части. Вообще, рекомендуем время от времени засовывать палец в четвертую часть: там немало корешков прячется.

Так это та самая поэтесса, с которой Тих подорвал из киногруппы, удивился Корбах. Вот именно сейчас по идее Нора решит пойти на примирение, откроет своим ключом дверь и увидит этого капитана от поэзии. Вот именно сейчас это и должно произойти по всем законам подлости.

«Вы бы, товарищ, все-таки сняли бы вашу шубу и надели бы, к-хм, другие предметы». – «Да, я известная поэтесса, – со скромной гордостью подтвердила она, следуя за ним из спальни в гостиную, снимая шубу, но не торопясь с другими предметами. – Лауреат всемирного конкурса в Кнокке-ле-Зут. Сам Михалощенко вручал мне приз. А кроме того, я член ЦК Боливийской компартии в изгнании». – «Ну, и кроме того, очевидно, председатель мирового союза проституток? – любезно осведомился Корбах. – Или только член ЦК?» Она х-хо-х-хо-тнула: «Председателем у нас другая хорошо вам известная особа!»

Она расхаживала по квартире, как у себя дома, открывала шкафчик, вынимала виски и стаканы, брала пепельницу. Все ей тут было известно. Ей неизвестно только то, что я ей сейчас засажу бутылкой по башке, гэбэшной суке. И не засаживал. Причину нерешительности АЯ каждый может понять, поставив себя на его место.

«Ну что ж, Саша, давайте поговорим серьезно, – проговорила Саламанка, расположившись на тахте, куря и отпивая „Чивас“ хорошими солдатскими глотками. – Садитесь, – пригласила она в новом, цивилизованном стиле любимых органов. Почти правильно употребила русскую поговорку: – Правды нога не имеет». – «Как и ничто другое», – заметил Саша, садясь. Она прищурилась: «Во-первых, вам привет от вашей семьи». Улыбнулась.

Удар пришелся в самое незащищенное место Александра Яковлевича, то есть в лоб. Диссидент, как она его презрительно именовала, а не было слова более презренного в Энском, поплыл, да причем без руля и ветрил, с хаотическим заглатываньем воздуха.

«Легче, легче, – блаженствовала она. – Пока что с ними ничего не случилось. Я видела их вчера в резиденции Шапоманже, барона Вендреди, на Гаити. Ведь мы старые друзья с Альбером. До его встречи с Анис мы нередко вдвоем толковали Сен-Джона Перса. Ну что вам сказать? Ваша жена основательно растолстела, хотя по-прежнему хороша. Как это говорит русский народ: „Сорок пять, бабочку обнять“. Лева и Степа – вот ваши шедевры, Саша, а вовсе не песни с сомнительным душком, и уж тем более не пьесы с похабными антисоветскими намеками. Хороши собой – в маму. Сложены на зависть любому гомосексуалисту, будущие атлеты. Недавно стали чемпионами микрорайона, где живет гаитянская буржуазная сволочь, по серфингу, о’кей? Французский стал для них родным, Шапоманже обдумывает их поступление в парижскую L’Ecole Normale. С новым отцом – не дергайся, Саша, сам во всем виноват – у них превосходные отношения. Даже ассистируют ему во время ритуалов. Вот недавно привезли с доминиканской границы его мертвую тетку, которая славится умением заглатывать живого петуха, так ребята вместе с отцом исполнили вокруг нее три круга „вуду“.

Гадина так расположилась на тахте, что ее бутылкой не достанешь, в отчаянии от этого глумления думал Саша. Как заткнуть рот этой падле? Неужели она действительно видела моих ребят? Словно в ответ на это недоверие Мирель преподнесла подарок – снимок приема на лужайке перед виллой, среди гостей пятнадцатилетние близнецы в белых пиджачках. В глубине кадра виднелась также Анис с роскошными плечами, в лиловом платье, словно перевернутая чернилка-непроливайка. Понять, где тут барон Вендреди, было трудно: все присутствующие выглядели аристократами. Ему казалось, что Левка и Степка смотрят прямо на него, хотя они в тот момент снимка смотрели на гадину с ее крохотной «минолтой». Я их таскал, бывало, на плечах, одного на левом, другого на правом. Анисья кричала: «Опусти моих детей!» Между тем распутница была рада, когда я их забирал и уезжал в Коктебель. Неделями мы кувыркались в бухтах, карабкались на Карадаг. Они вырастали моими друзьями. Даже когда я ушел из того гнусного дома ЦК, ребята продолжали меня любить и в школе хвастались: «Наш папа тот самый пресловутый Саша Корбах!» Все их раннее тинейджерство отняла у меня проклятая власть. А теперь они воспитываются в семье колдуна.

«Ну что это ты, сильный мужчина, а разнюнился? – произнесла Саламанка. – Ты же видишь, у них все в порядке. Конечно, Гаити страна опасная, но у нас там крепкая надежная сеть. Захотим, у них и дальше все будет в порядке». – «Какова цель шантажа? – спросил он. – Давай вываливай!»