Новый сладостный стиль

– Чем скорее, тем лучше, медок, – прошептала Сильви, и бриз ее секса, проникнув через виртуальную реальность, всколыхнул в нем столь знакомое ощущение счастья. Ведь говоря ему «медок», она не имеет в виду обычное супружеское обращение, принятое в наших краях, она имеет в виду то, что он самый сладкий из всех любовников мира.

Все их любимые «пред-игры» пришли ему на ум, пока он смотрел ей прямо в глаза, и особенно одна из последних. Она – девочка-подросток, впервые надевшая лифчик. Она очень гордится тем, что ее титечки теперь в лифчике, но вдруг она понимает, что не может его никак расстегнуть, а ей нужно переодеться для купания. В отчаянии она ищет помощи, но никого нет под рукой, кроме пожилого (около сорока) джентльмена по соседству. Человек благородной души и светских манер, он не может не прийти на помощь. Кто будет отвечать за последствия? Он старается вовсю, и его попытки так нежны, так медлительны, о, как медлительны они и как нежны! Окончательное снятие лифчика приходит как апофеоз, она визжит и пукает: пук, пук, пук! Ах, мой медок, и они оба засыпают.

Он вскочил и направился к выходу. Ему казалось, что он покинул свое тело в какой-то бессмысленной попытке оторваться от этого глупого иллюзиона, и в то же время он ощущал только единственную свою оставшуюся волевую реакцию – протащить это тело как можно скорее к выходу. В лифте, в закрытом кубе воздуха он передернулся, как саламандра, и пришел в себя. Ублюдки, говноеды, сраки и блевотина, шипел он от ярости. Не собираетесь ли вы сделать из меня электронного зомби? Не собираетесь ли вы заменить мою любимую каким-то вашим фантомом, склизким, как угорь? Черт вас побери, вы шпионите в нашей спальне, но вы недооцениваете мою выдержку, мою отвагу, мою верность моей любви и моим друзьям, да и всему миру, полному чувств, запахов, мотивов, цветочной пыльцы, всему тому, чего нет в вашей ебаной виртуальной реальности!

Как обычно, «Бентли» сразу успокоил его тело и душу. Со своей молчаливой мощью он нес хозяина по Лонг-Айленд-экспресс-уэй в сторону Хэмптонов. Он был, собственно говоря, не так уж и молчалив, Теофил, если ты примешь во внимание бетховенскую «Пятую», которую автомобиль играл, чтобы поднять настроение Арта.

В темном небе один за другим появлялись снижающиеся к аэропорту Кеннеди трансатлантические воздушные суда. Они ярко светили прожекторами, мигалками и иллюминаторами, как будто их главная цель состояла в доставке света. Глядя на лайнеры и слушая бетховенские звуковые расширения и подъемы, Арт плакал. Я слабый, жалкий, слезливый мудак. Я не имею никакого отношения к этим великим воздушным путям, равно как и к шторму медной группы и к взмывающему рою струнных. Как я могу убежать от этих свиней с их виртуальной реальностью? Если бы только она была со мной, моя любимая, мой единственный якорь на этой Земле!

Ночной сторож открыл ворота его приморской усадьбы. Что за гнусная морда у парня. Всякий раз, когда он видит нас с Сильви, он ухмыляется, как будто смотрит пип-шоу. Надо уволить сукина сына! Верхушки кипарисов и можжевельников раскачивались под океанским ветром. Вы мои единственные ангелы, кипарисы и можжевельники! Окошки детей были темны. Вы, кидс, мои крылья, и в то же время вы мои кандалы. Он объехал вокруг дома и заметил Сильви, стоящую на балконе. Вылезая из машины, он услышал ее радостный голос: «Арт, я так счастлива, что ты будешь с нами, со всей семьей! Хватит, в конце концов! Дад просто поехал с тех пор, как он связался с этой кобылой! И хватит тебе играть такую двусмысленную роль в директорате! О, какое облегчение! Я просто по-новому дышу после этой исторической вэ-эр сессии!»

Он бросил пиджак на капот машины и медленно пошел к рокочущему морю. Темнота охватывала его с каждым шагом. Прибой бил в волноломы и вздымался над ними, образуя фигуры пенных львов, удивленных и яростных. Арт сел в песок, что был еще теплым после дневной жарищи. Он ни о чем не думал, кроме этих пенных львищ. «Каковы», – так выглядела его мысль в переводе на русский.

– Сэр, – прошептала Сильви, садясь рядом с ним. Босоногая, в купальном халате. – Я не знаю, что со мной происходит. Меня ждет в светском обществе муж, а я не могу развязать мой халат, не могу стащить бикини. Будьте добры, помогите мне, господин незнакомец.

2. Лавски

Эти съемочные павильоны в Северном Голливуде выглядят, как склады мороженой курятины, ну хорошо, поднимем планку – мороженой страусятины. Вы можете, конечно, сказать, что автор преувеличивает – есть такая странная привычка у некоторой части читателей вечно придираться, – он-де вздувает какие-то надуманные образы, однако вы не можете не согласиться, что эти павильоны выглядят, ну в лучшем случае, как заброшенные швейные фабрики, и только шикарные машины, запаркованные вдоль их стен, наводят на мысль, что это съемочные павильоны.