52  

В ресторане Стенли начал изображать растерянного провинциала.

– Вы голодны, Алекс? – спросил он.

– Не очень, – был ответ.

– Что касается меня, то мне совсем не хочется есть, – сказал Стенли. – Шит, мы, кажется, попали в западню. Если мы закажем мало, они нас не будут уважать. А если мы закажем полный ланч и не съедим, они нас совсем не будут уважать. Предлагаю начать с хорошей бутылки шампанского. Шампанское стоит дорого, так что они сразу нас зауважают, понимаете?

Вот в чем я нуждался всю жизнь – в мудром старшем брате, подумал Александр.

– Мне нравится, как вы заказываете шампанское, Стенли, – сказал он.

Когда первая бутылка «Клико» была закончена, перед прибытием второй Стенли начал свой «серьезный разговор»:

– Позвольте мне, мой дорогой, пригласить вас на короткую экскурсию в довольно отдаленную страну и в не очень-то отдаленное время, поехали?

5. В свете меноры

[83]

Вообразите себе Варшаву в семидесятые годы XIX века. Губернский центр Российской империи. По-польски запрещается говорить в общественных местах. Еврейский язык, как вы понимаете, тоже не очень в чести. В это время на Старом Мясте был хорошо известен меховой магазин Корбаха. Как давно появились Корбахи в Польше, нам еще предстоит уточнить, однако не нужно путать еврейских Корбахов с польскими Корбутами, которые там жили всегда. По некоторым данным мы можем предположить, что Корбахи на самом деле были Кор-Бейтами и что они попали в Польшу после испанского исхода через Голландию и приспособили свое имя к польской фонетике.

У Гедали Корбаха был большой дом кирпичной кладки, мрачный, весь занавешенный тяжелыми шторами и, разумеется, полный чертей. Хозяин, человек состоятельный и набожный, пользовался авторитетом в еврейской общине. В доме все время толклись толкователи Талмуда, а также и житейские мудрецы в лапсердаках и бархатных камилавках. Впрочем, были и светские гости. Предание гласит, что дом посещал даже сам барон Гинзбург, который не только покупал там своим бабам шубы, но и рассуждал о судьбе народа с тяжеловесным Гедали.

Барон Гинзбург, конечно, умел по-французски, но в варшавской еврейской общине бытовал странный язык, русско-польско-немецкое варево с талмудическими оборотами. В свете меноры в гостиной рассаживались коллеги хозяина по торговому цеху, владельцы кожевенных заводов и перчаточных мастерских. По всему дому сильно пахло нафталином, и детям казалось, что это естественный запах близкой преисподней. Мебель содержалась в парусиновых чехлах, что напоминало древние становища. В пятницу вечером жизнь замирала, все сидели накрытые талесами, читали молитвы.

Как во всех состоятельных еврейских домах, детей здесь учили музыке – ежедневная бессмысленная пытка. Царило характерное для восточноевропейской диаспоры общее уныние, постоянное желание укрыться от внешнего мира, как будто уже тогда они чувствовали, что добром здесь не кончится. Жена Гедали, Двойра…

В этом пункте повествования Александр перебил Стенли. Двойра? Вы сказали Двойра? Стенли кивнул. Да-да, ее звали именно так. А что? Да нет, ничего. Продолжайте, пожалуйста.

Она умерла, когда их старшим сыновьям, близнецам Александру и Натану, исполнилось пятнадцать лет. В синагоге для солидного торговца нашли новую жену, Рахиль, вдову бакалейщика Фиска. Она старалась понравиться мальчикам, но из этого ничего не получилось. Мальчиков тяготила не столь мачеха, сколь весь тяжеловесный отцовский уклад. За стенами дома шла интересная и напряженная жизнь семидесятых годов. Из Петербурга и Москвы доносились отголоски освободительных идей. Слова «русский интеллигент» стали произносить с особым смыслом. От них попахивало порохом самодельных бомб. В Варшаве подрастало новое поколение заговорщиков. В газетах печатали репортажи о пароходных маршрутах в Америку. Мальчики видели только одну альтернативу будущей жизни: уйти в революцию или сбежать в Америку. Ребята старались посильнее подогреть свою псевдоненависть к мачехе, чтобы оправдать неизбежный побег.

Им было еще далеко до шестнадцати, когда они реши-лись. Домашние черти, естественно, подговорили их ограбить отца. Однажды ночью они пробрались в магазин, взяли недельную выручку и набили два чемодана сибирскими соболями. С этим добром, мальчикам казалось, они возьмут Америку штурмом. Не вполне ясно, где у них украли соболей: еще на пароходе или уже на нью-йоркской таможне, во всяком случае, они оказались среди первых поселенцев в Нижнем Ист-Сайде без гроша в кармане, то есть все, как полагается в романах.


  52  
×
×