Кесарево свечение

Между тем совсем стемнело. «Бельмонд» озарился искусной подсветкой, что выгодно подчеркивало его благородное происхождение. Окна номеров были темны, светилась только одна из так называемых «президентских квартир» на третьем этаже. Оттуда доносились переборы гитары. Женский голос пел по-русски, останавливаясь, возвращаясь и продолжая, то ли заучивая новую вещь, то ли сочиняя.

• Мой братец во грехе, ха-ха, мой нежный брат,
• Пою тебе стихи, все с рифмами хромыми.
• Ночной той гребли плот у нас не отобрать,
• Все мнится Ланселот Франческе да Римини.

Ваксино поднялся на обширную террасу прямо под этими окнами, но пение скоро оборвалось, затихла и гитара. Он сел в кресло лицом к горам. Хребет был подчеркнут светом полной луны, которая и здесь позировала со своей извечной претензией на вечность, если так можно выразиться без претензии на каламбур. Ну а если нельзя, забудем об этом. За хребтом, замыкая ночной прозрачный горизонт, высился трехглавый Святош. Именно из-за Святоша выдвинулось и преодолело расстояние летающее блюдце. Нельзя сказать, большое или малое. Нельзя сказать, в секунды пришло или тащилось тысячелетиями. С натяжкой можно сказать, что круглое и светящееся. Теперь оно висело прямо над фонтаном «Купающийся фавн» и общалось с Ваксино. Да это ведь может быть мой Прозрачный, подумал он, и блюдце тут же ответило: «Угадал».

Неподалеку что-то прошуршало. Он повернул голову и увидел, что по соседству в кресло садится высокая девушка в вечернем платье и наброшенной на плечи куртке «Адидас». Летающее блюдце ушло за Святош, исчезло.

– Вы видели? – спросил он девушку.

– Да, – сказала она. Это была та самая, что пела.

Он не знал, что дальше сказать. Она повернула к нему глаз, сверкнувший, как кусочек НЛО.

– А еще говорят, что они просто атмосферные явления, – грустно она добавила.

– Ну конечно, они атмосферные явления! – воскликнул он. – Почему бы им, ко всему прочему, не быть еще атмосферными явлениями?

– А вы горяч! – засмеялась она.

Он похолодел: уж не заигрывает ли она со мной? Она снова поникла, отвернулась, пробормотала, не обращаясь к нему:

– Иногда мне кажется, что это попытки умерших проникнуть к нам, живущим. Вот так моя сестра, быть может…

Он молчал, боясь ее спугнуть. Она продолжала:

– Ведь вы же не знали, что у меня была сестра, не правда ли? Она родилась за год до меня, мертвой. Вот почему меня извлекли из мамы кесаревым сечением.

– Вас тоже?! – воскликнул он. – Боги, я этого не знал!

Она расхохоталась и встала из кресла.

– Вот почему, как все кесарята, я ни черта не боюсь, идиотка. Я даже и вас не боюсь – не знаю, как вас по батюшке. – Сбросила адидасовский куртяк и предстала с голыми плечами. – Хочешь трахнуть меня, старик? – Сделала шаг к нему, запустила пальцы в свои волосы и вздыбила их так, что они замелькали искрами.

Он тоже встал и отошел в сторону.

– Вы предназначены другому, мисс.

Она еще пуще расхохоталась.

– Вы имеете в виду барона, с которым я приехала?

– Нет, я имею в виду того, кто ищет вас уже несколько лет.

– Вы что, его отец?

– Я считаю его своим литературным детищем.

Здесь диалог был прерван громкими звуками. Поблизости за углом открылось сразу несколько окон. Немолодой голосишко взвизгнул: «Да где же эта чертовка Какаша?» Вслед за этим загремел хор патриотического банкета:

• Белоруссия родная!
• Украина золотая!
• Ваше счастье молодое
• Мы своими штыками оградим!

Новые горизонты

Между тем к архипелагу на очень большой высоте, то есть там, где не качает, приближался личный самолет человека, по мановению чьей (чьей? чьей?) руки как раз и был заново отстроен отель «Бельмонд». Размером этот аппарат был меньше «Муромца», но стоил намного дороже, и если в брюхе «богатырей» всегда было навалено множество разномастного багажа, включая и раздутые сумки вездесущих «челноков», и разопрелые картоны, еле удерживаемые от развала клейкой лентой, то в трюме «Горизонта» (таково было имя уникального борта) в идеальном пространстве стояли только предметы первоклассного багажного набора от «Шмоноэнти» – саквояжи, чемоданы и кофры.

Несмотря на близость посадки, в одном из салонов еще проходило совещание. Таков уж был стиль Артемия Артемьевича Горизонтова, владельца финансово-промышленной империи, подлинных размеров которой не знал никто, кроме, быть может, самого владельца: работать, работать, работать! Конечно, человек не машина, полагал Артем Артемьевич, а современный бизнесмен – это тоже человек, однако он должен работать всегда и везде, как во время ускорений мировой биржи, так и наедине с подругой, в нежности чувств, в изысканности интерьера, при звуках старинной японской музыки (как знали эти самураи тайники человеческого сердца!) – работать, не отключаться, не выпадать, бля (зачеркнуть!), в осадок!