19  

— Боярчук… Люся? — встрепенулся Алик. — Да, да!..

— Нет! — торжественно заявил Димка. — Боярчук в счет не идет. Из нашей школы только Галка пользуется настоящим успехом. Боярчук ведь еще недоразвитая.

— В каком смысле? — Алик сел и уставился на Димку.

— В женском смысле, конечно. У Галки уже есть все, чтобы пользоваться настоящим успехом. А Боярчук, — Димка показал в воздухе, какая она, эта Боярчук. Плоская, мол.

Юра захохотал:

— В этом смысле точно!

Галя переводила взгляд с одного на другого. Она была поражена. Ребята, ее друзья, впервые при ней вели такой разговор. В поезде они трепались о любви, но это же был обычный треп. А теперь они говорят так о ней! Ее друзья! А Димка даже с какой-то злобой. Подлец!

— И все-таки глаза у Люси… Боярчук удивительные, — сказал Алик.

— Глаза! — засмеялся Димка. — Ха-ха, глаза! Что ты будешь с глазами-то делать? С одними глазами успеха не завоюешь. Наша Галка глазами, думаешь, всех покоряет?

Галя вскочила и ударила Димку по щеке:

— Дурак, дурак, дурак! — Отбежала в сторону и упала в песок. — Все вы дураки и щенки!

Димка стоял, закрыв рукой щеку и глаз, и одним глазом смотрел на все вокруг. В этот миг берег, и лес, и люди выглядели, как десять лет назад, когда он захлебнулся в воде и на мгновение потерял сознание. После этого все казалось вот таким, неузнаваемым.

— Идиотка! — крикнул он первое, что пришло в голову. И сразу все стало на место. Галкина золотистая голова покачивалась за бугром. Плюнет, что ли? Вот еще напасть с ней! А Алька-то какого черта смотрит, словно стервятник?

— Янсонс сигналит, — сказал Юрка, — пошли.

Алик с минуту смотрел им в спины, потом побежал и рванул Димку за плечо.

— Слушай, ты, ты! — пробормотал он. — Ты не прав насчет глаз! Глаза — зеркало души.

— Напиши это в стихах, — буркнул Димка.

— Не прикидывайся, Димка, что тебе наплевать на глаза.

— Отстань! Видишь, нам Янсонс сигналит.

— Да ладно вам, — сказал Юрка.

Они снова пошли к воде, но Димка обернулся. Бородатый черт смотрел им вслед. Теоретик! Любви нет. Удовлетворение половой потребности. А сам готов разреветься из-за глаз этой Боярчук.

— Слушай, Алька, скажи ей, что она права — я дурак. И все мы дураки. Скажи, чтоб не куксилась.

— И развези там киселя побольше, — добавил Юрка.

— Хорошо, вы дураки, — сказала Галя, — я это давно знала, но я не знала, что вы такие.

— Понимаешь, — Алик заглянул ей в глаза, — Димка стал какой-то странный. По-моему, он что-то затаил.

— Ты уверен?! — воскликнула Галя. — По-твоему, он что-то затаил?

Она посмотрела в море. Там, довольно далеко от берега, стояло судно Янсонса. По мелководью к нему бежали Юрка и Димка. Устроили вокруг себя настоящее безобразие, тучи брызг поднимают. Вот стало трудно бежать. Идут. Поплыли. Неужели Димка что-то затаил? Неужели это возможно?

— Я подозреваю, — сказал Алик, — я не хочу тебе говорить, это не по-товарищески, но мне кажется. — Алька, можно тебя дернуть за бородку? Можно, а? Ну, маленький Алинька, можно разочек? Всего один разик?

— Хорошее судно у Янсонса, — сказал Димка, — и сам он дядька хороший.

— А что такое анималист? — спросил Юрка.

— По-моему, это что-то из зоотехники.

Янсонс сидел на корме своей голубой моторки. Издали, в курточке и восьмиугольной фуражке, он был похож на юношу. Моторка покачивалась на волнах. Голубые тени скользили по ее корпусу. Солнце отсвечивало вокруг в воде, вращалось маленькими волчками. Янсонс, загадочный анималист, сидел на корме и улыбался подплывающим ребятам из-за своей трубки.

«Стучит и стучит. Какой смешной этот Алик!» — подумала Галя.

Она уже два раза выкупалась. Поиграла в волейбол с те-ми ребятами. Ребята оказались рабочими с таллинского завода «Вольта». Они говорили по-русски с удивительно милым акцентом.

А Алик все стучал на своей машинке.

«Все-таки он молодец!» — подумала Галя.

Сценарист, беллетрист и поэт Александр Крамер за эти два часа написал уже один рассказ и три стихотворения: о трактористке, к Дню Военно-Морского Флота и к Дню физкультурника.

  • Бронзой мускулов,
  • День, звени!
  • Будут ли тусклыми
  • Наши дни?

Мускулы — тусклыми! Железная рифма. Отхватят с руками. 48 строчек по 5 рублей — 240! Неплохо за два часа! Конечно, это халтура, но кто не халтурил? И Маяковский себя смирял, становясь на горло собственной песне.

Десять окурков валялись рядом с ним на песке. Закуривая новую сигарету, он поднял вверх свою бородку (паршивенькая, надо сказать, бороденка!) и поправил синий платок на шее.

  19  
×
×