Иосиф Сталин. Начало

Рождение новой власти

Наконец-то! Я получил телеграмму от Кобы. Он вместе с ссыльными большевиками выехал на поезде из Туруханска в Петроград. Влиятельный думский депутат меньшевик Чхеидзе был мой дальний родственник. Все жители нашей маленькой Родины, если порыться в родословных, — родственники. Я отправился к нему просить автомобиль для достойной встречи. Все-таки приезжали Каменев и Муралов — депутаты Думы. Да и мой друг Коба был членом ЦК революционной партии. Все они пострадали, как тогда говорили, «при проклятом царском режиме».

Я наткнулся на Чхеидзе в коридоре. Родственник стоял, сверкая лысиной. Рядом — в зеленом френче узколицый, носатый, вечно возбужденный Керенский. В этот миг в коридоре показался шумно дышащий председатель Думы Толстяк Родзянко.

Родзянко, как обычно в те дни, мчался по коридору, но они его перехватили. И я стал свидетелем сцены, изменившей судьбу России.

Керенский зашептал (сорвал голос на митингах), обращаясь к Родзянко:

— Мы тут посовещались… Необходимо немедленно образовать Совет рабочих депутатов.

— Зачем? — изумился Родзянко, уставившись на него глазами, окруженными фиолетовыми (от недосыпания) тенями.

— То есть как зачем? Такой Совет был детищем первой нашей Революции в пятом году. Его разогнал царь. Нам непременно следует указать на преемственность Революций, — шептал Керенский.

— Вы уверены, что это не увеличит… как бы сказать… — Родзянко остановился, стараясь выразиться поделикатнее и не обидеть «революционеров», как наверняка про себя называл эту пару.

— Анархию, — подсказал Чхеидзе и ответил: — Совсем наоборот! Рабочие поймут, что есть защитники их прав. Им не надо будет все время митинговать. Достаточно будет прийти в Совет и поговорить.

— Ну хорошо, господа, если надо — так надо! — неуверенно согласился Родзянко. — Еще раз: как будет называться ваш Комитет?

— Совет! Совет рабочих депутатов! — прохрипел Керенский.

— Ну, хорошо, хорошо, господа, пусть Совет, — успокаивающе сказал Родзянко. — Только без анархии, очень прошу вас, господа. И будьте ответственны. Я и так не понимаю, что у нас происходит. Телеграмма за телеграммой уходят в Ставку к государю, но «безумный шофер» не отвечает! — Родзянко уже собрался продолжить бег по коридору, но мой рассудительный родственник спросил:

— А где заседать Совету?

— Действительно? — остановился Керенский, который тоже приготовился лететь дальше.

Родзянко задумался.

Тогда кто-то из солдат, куривших, сидя на полу, лениво подсказал с пола:

— Отдай им, барин, нумер двенадцать, там таперича никого. Мы из нее стулья утром повынесли в главный зал, она у тебя пустая.

— Совершенно точно, господа, — оживился Родзянко. — И это не обычная комната, это, можно сказать, целая зала… Там прежде сидела наша бюджетная комиссия… Там есть отдельный кабинет для председателя вашей комиссии…

— Совета, — поправил Керенский.

— Ну, с Богом, господа… Только без излишеств. — И Родзянко весело побежал по коридору. Керенский — вслед за ним.

Так в пару минут они создали главный орган будущей Революции, который уничтожит их всех…

Тотчас несколько человек, дотоле стоявших поодаль, подошли к Чхеидзе. Они были меньшевиками и эсерами, освобожденными утром толпой из петроградской тюрьмы. И выбранными в Совет другой толпой — на площади перед Думой.

Здесь же в коридоре эти бестии вместе с моим родственником, меньшевиком Чхеидзе, быстренько назначили руководство Совета — Временный Исполнительный комитет Совета рабочих депутатов.

Но, слава богу, рядом оказался я:

— Позвольте, господа, а где же в вашем Исполкоме большевики?

— Это временный комитет… Выборы истинного Исполнительного комитета Совета состоятся завтра утром, — успокоил Чхеидзе.

Клянусь, я сразу понял: вот она — власть восстания! Как в 1905 году! Ну конечно же Совет — не эти перепуганные думские князья и графы. Разве они смогут руководить слоняющейся без дела грозной толпой? Совет заберет себе ее волю! Нам надо захватить Совет.

Уже к вечеру через посланца я вызвал для совещания всю троицу руководителей петроградских большевиков.

Молотов, в неизменной косоворотке и пиджачке, помалкивал, поблескивая пенсне. Говорили, перебивая друг друга, Залуцкий и Шляпников.