95  

– Я всегда начеку.

– Ты мне звони, ладно? Если что-то почувствуешь – сразу звони. И вообще – звони. И пояс свой привези, постираю...

– Пояс не стирают, – сказал Мудвин. – Такой обычай.

Мила улыбнулась, и пальцы сами собой нашарили замок сумки: найти пудреницу, проверить, как выгляжу после нервного разговора, не в пятнах ли шея, не стерлась ли помада.

– Иди теперь, – пробормотала. – Там... Маша. Она тебя ждет. Ты ее волнуешь. Не дура, не замужем... Бестолковая, конечно, – но сейчас все такие. В общем, желаю успеха. Только не пропадай, звони, я тебя умоляю...

И ушла, как просил Мудвин, – осторожно, вдоль стены, чтоб не повредить каблуками дорогостоящий пол, а на улице ударило по глазам весеннее солнце, атаковало сверху, выпрыгнуло из луж, отпружинило от оконных стекол, и какая-то машина проехала мимо, и номер ее состоял из восьмерки в середине и двух царейнулей по краям, а число «восемьдесят» было самым главным и любимым числом девочки Лю, ибо она родилась в восьмидесятом году.

Глава 19

Людское

Установился солнечный март, теплый, даже горячий, окна спальни выходили на восток, и по утрам Кирилл чувствовал тоску и отвращение. Солнца было слишком много, оно ничего и никого не жалело. Оно торжественно объявляло, что настала пора мыть окна, что повсюду в комнатах висит пыль, что ковер пора почистить, а лучше выбросить. И вообще всё пора мыть, чистить, а многое – выбросить. И в доме, и в голове.

Несколько дней кряду он вообще не выходил на улицу. Всё таяло, повсюду орали птицы, дворы и улицы превратились в сплошные лужи, в них плавал мусор, машины взметывали черную воду на высоту вторых этажей, сугробы темнели и оседали, а сверху волна за волной накатывал, бил, бушевал солнечный свет. Весна пожирала зиму. Видеть это было страшно. Кирилл много курил, в бассейн ходить перестал. К черту бассейн, весь город стал бассейном, прыгай с крыльца и плыви.

Вытаивало битое стекло, бумажки, окурки.

Пить начинал в полдень, сразу крепкое. Засыпал рано. Ничего не хотелось. Даже сладкий мальчик Боря не казался достаточно сладким.

Он знал, что это пройдет, надо перетерпеть. Весна слишком яростно набросилась на зиму, зима слишком поспешно и послушно подыхала, эта послушность всегда пугает человека. Невыносимо понимать, насколько силен и беспощаден ход природы. Суета рукотворного мира, войны, выборы, биржевые крахи, премьеры фильмов, олимпиады, параолимпиады, государственные перевороты, скоростные поезда, пенсии, аборты – всё это интересно до тех пор, пока Земля опять не приблизится к Солнцу и не начнет таять снег.

В какой-то особенно яркий, желтый день стало совсем невмоготу; переборол себя, вызвал такси, поехал в Москву. Прокатился в метро, сидел в «Кофе-Хаусе», в «Шоколаднице», в «Кофемании», потом бродил – руки в карманы, – смотрел, как весна жрет зиму, как солнце плавит и убивает лед. Новое грызло и проглатывало старое. Машины катили мимо, хрустя остатками стальных шипов по теплому асфальту, – Кирилл дрожал и терпел, он знал: так хрустят кости зимы, переламываемые зубами тепла и света. Природа неостановима, она не знает жалости, кто идет против нее – тот ломает хребет.

Забивался в темные углы баров, пил то чай, то коньяк, смотрел в экраны, где показывалось нечто скучное: политический скандал, убийство, футбольный матч, катастрофа с жертвами. О главном – ни слова. А главное лезло в двери и распахнутые форточки, ревело и лязгало клыками. К черту мерцающие экраны, если главное шоу происходило за окном. Ошеломляюще доходчивая демонстрация простой истины: одно приходит, чтобы пожрать другое; потом, в свой черед, его сожрет третье; все жрут всех, каждый питается каждым.

Это знание приходило к нему каждую весну, в марте, когда белый снег становился черным. Открывался третий глаз, или как это называется. И мир – зимой понятный, монохромный – представал диким скопищем животных, лихорадочно алчущих пропитания. Бешеный хаос, плоть гонится за плотью.


Он заходит в очередное заведение, садится у окна. Играет то ли техно, то ли транс – элементарный набор энергичных звуков, приглашающий танцевать, двигаться резко и много, потеть, тереться телами, праздновать здоровье, питаться ритмом. Что есть человек, как не танцующее животное?

Курил, смотрел через стекло.

Вот влюбленные. Он пожирает ее глазами, она смеется и льнет. Дождутся ночи, найдут место и будут питаться друг другом, пока не утолят взаимный голод.

  95  
×
×