Гибель Помпеи (сборник)

– Что ж, – сказал Ким, все-таки натягивая штаны. – Здесь может получиться своеобразная камера обскура.

– Браво! А вы все-таки не лишены! – воскликнул Мемозов.

Как мало было нужно потерянному Кимчику. Небрежный комплимент из уст нынешнего авангарда преобразил его. Вдруг появилась суетливая живость, трепетание пальцев над ренессансным пузом, былые огоньки в глазах, и даже волосы взлохматились наподобие рожек.

– А что, в самом деле, старик, давай устроим нечто в своем роде инфернальное! Встряхнем китов! Ведь мы с тобой, старик, если объединимся…

Он осекся и неуверенно взглянул на Мемозова – готов ли тот к объединению? Мемозов стоял у окна, прямой и важный, непроницаемый и серьезный. На левой его ладони лежал миниатюрный стерилизатор.

– Вскипятите! – скомандовал он и протянул стерилизатор Киму.

– Колешься, старик? – со сладким ознобом выдохнул Ким.

– Всего лишь смесь тибетского молочая с почками саксаула. Не pro, a contra галлюцинаций, – с великолепной холодностью протянул авангардист и прикрыл глаза.

Кимчик бежал себе на кухню со стерилизатором и восторженно бормотал:

– Нет-нет, не халтурщик! Вот теперь мы скорешимся, вот пойдет скорешовочка! Саксаулом колется! Подумать страшно!

К полудню тучи похудели, как кошельки к концу недели, их звал в дорогу океан, к полудню сливки убежали, котлеты прогорели в сале, и гарь заволокла диван, где ноги женские лежали…

Теперь дым валил с кухни, сгоревшие сливки жареными пузырями летели в комнату, а потрясенная Маргарита цепочкой, одну за другой, смоля сигареты, дымом отвечала на дым, в пятый раз перечитывала странные клочки перфокарт. Тоже изучила девочка за десятилетие алфавит современной науки.

Европейские подстрочники

№ 37

• Ты подбегаешь ко мне
• по осенним сумеркам после дождя
• на пустынной улочке готического града
• ты подбегаешь
• а за спиной твоей
• башня и холодное небо
• а между нами лужа
• с этой башней и этим холодным небом
• ты подбегаешь
• и вот уже рядом со мной
• твой золотой мех и бриллиантовые волосы
• и встревоженные глаза
• и мягкие губы
• ты моя девочка
• моя мать
• моя проститутка
• моя Дама
• и ты уже вся разбросалась во мне
• и шепот и кожа и мех
• и запекшиеся оболочки губ
• и влажный язык
• и никотиновый перегар
• все уже на мне
• все успокаивает меня
• и засасывает в воронку твоего чувства
• в холодной Центральной Европе
• в ночной и не ждущей рассвета
• в пустынной просвистанной ветром
• нас только двое
• и автомобиль за углом
• теперь мы поедем по сливовым аллеям
• и будем ехать всю ночь
• и голова твоя будет спать у меня на коленях
• под рулевым колесом
• всю ночь под тихое рекламное радио
• вдвоем под шепот печальной Европы
• сквозь сливовую глухомань вдвоем
• но ты все подбегаешь
• и подбегаешь
• и между нами все лежит
• лужа
• с башней и куском холодного неба

«Тианственная» несравненная Марго задохнулась от совершенно «не-тианственной» ревности, смяла все эти лужи с башнями и судорожно схватила следующее:

№ 14

• Да, нелегко, должно быть, разыграть Гайдна
• в этом безумном городе в разнузданном
• Средиземноморье. Собраться втроем и
• зажечь над пюпитрами свечи, сесть и
• заиграть с завидным спокойствием и
• даже мужеством
• «Трио соль минор», то есть сообразить на троих.
• В безумном городе,
• где «стрейнджеры в ночи»
• расквасят морду
• в кровь о кирпичи,
• приплыл на уголочек
• с фонарем
• кудрявый ангелочек
• с финкарем.
• В порту была получка…
• Гулял? Не плачь!
• Спрошу при случае
• Хау мач?
• Ты видишь случку
• Луны и мачт?

Мы машинисты, а мы фетишисты, мы с перегона, а мы с перепоя, прокурились, пропились, голоса потеряли, теперь и голоса не продашь за христианских демократов.

Между тем они собрались: Альберт Саксонский – виолончель, Билли Квант – скрипка и Давид Шустер – фортепиано, и начали играть.