В одно дыхание

Второй лег впритирку. Попирая элементарные основы, Степченков скомандовал очередь на тех же установках.

— Стой! Ты что делаешь? — Командующий бросил трубку, ковырнул взглядом уничтоженного майора — начальника штаба дивизиона, вперился в комполка: догадался:

— Там что, все прицелы посчитаны заранее, так?

— А он? — указал тот на майора. И майор готовно изобразил лицом: да, он ведь стрелял плохо, значит — все честно, не мухлевали; да и куда, мол, нам, нерадивым, такую работу проделать.

Возникший состязательный дух ввел командующего в азарт: приятно поставить в тупик достойного противника, погонять настоящего специалиста, утыкая его в предел возможностей: все равно уже предъявлен высший класс.

— Степченкова на провод. Капитан, слушай приказ. Занять огневую позицию за рощей Зеленая, между оврагом и отметкой двадцать ноль. Понял? Доложишь по прибытии.

— Вот так, хитрецы, — удовлетворенно сказал он полковым офицерам, понимая их скрытую гордость и даже подначку. — Сам укажу огневую и сам поставлю цель. Выясним, что можете, а что симулируете… научились, понимаешь, ухари… так вашу… Соседи-то, поди, все еще боятся водку выпить, которую на учения припасли, а? Знаю, сам такой был: зимой в поле минус тридцать, руки к металлу прилипают, я своему взводу по сто, сам двести — и жарко, только нормативы перекрываешь.

И все засмеялись, разряжая обстановку, тягостность неладного дня как-то приуменьшилась, сгладилась.

Первый снаряд Степченкова ссек серпом осколков одинокую сосну, которая была ему задана в качестве цели.

— Ну сука, — восхищенно сказал командующий. — Во огневичок милостью Божией. Так. — Он вскинул часы, сощурился на догорающее в озере солнце. — Разбор здесь. Старших офицеров — ко мне. Остальным — свободны.

Теперь, когда Степченков выкарабкался из газика, атмосфера приема поощряла дружелюбием. Командующий жестом оборвал доклад и помедлил. По настроению хотелось ему чуть растрогаться, открыться грубовато-строгим, но душевным и справедливым отцом-командиром, благодарным отличному офицеру за примерную службу. Был миг уместности обнять Степченкова, но некоторая театральная проникновенность сцены диссонировала с его карикатурной фигурой и несуразным очкастым лицом, и командующий ограничился:

— Спасибо за службу, товарищ капитан. Спасибо тебе, дорогой, — и двумя руками стиснул и тряхнул ему кисть.

Степченков неловко стоял и переминался. Образовалась пауза.

— А почему ты прицел дал на два деления больше, чем выходит по подготовке? — Командующий отнес от глаз листок. — И что это за установка «полделения»? Почему поправки?

— По интуиции, — вздохнул Степченков.

— Что значит — по интуиции?

— Вечер… — скупо обронил тот.

— Не понял. То есть?

— Температура воздуха ниже, плотность и влажность выше, и ветер вечером всегда стихает… Вечером метеосредний через пятнадцать минут уже неточен, это учесть надо.

— Та-ак.

— Перепад пяток метров учесть надо: стоишь ведь не точно на отметке по карте. Степень изношенности ствола…

— Да не проще ли сразу при пристрелке…

— А зачем, если заранее ясно.

— Откуда же ясно? Сколько на них давать?

— Практика. Потом, снаряды были с тремя плюсами, а три — почти всегда два с половиной.

— С чего ты взял?

— А я их часто взвешивал, чтобы уяснить.

— Снаряды взвешивал?! На чем?

— На медицинских весах.

— Ну-ну, — сказал командующий. — Нарвался я на аса! Учитесь, товарищи офицеры, — что такое профессионал; что такое любовь к своему делу. Что ж ты в капитанах-то застрял, Степченков? ЧП были?

— Образование среднее, товарищ генерал-лейтенант. Кончал еще не высшее училище.

— А почему в академию не поступал?

— Поступал.

— Ну и что?

— Не поступил.

— Почему? Уж ты-то? Строевую не сдал, что ли? — пошутил он.

Окружающие готовно — незло — подсмеялись.

— По зрению, — неохотно скрипнул Степченков.

— А сколько у тебя?

— Минус семь с половиной.

— Ско-олько?! Да-а… — протянул командующий. — Как же тебя проверки не комиссовали?

Степченков развел локтями — эдакий дрыг обрубками крыльев.

— Он таблицу наизусть выучил, — подал голос майор.

— А? Та-ак… А если выучил, что ж не можешь в академию ткнуться?

— Поздно.

— Сколько тебе?