61  

Бывший Танин муж нашел детям другую мать. Старшие помнили и прежнюю маму, сначала спрашивали, но им сказали, что мама превратилась в собачку и живет теперь далеко-далеко, а вместо себя прислала новую маму, очень добрую. Новая и правда была хорошая, дети быстро ее полюбили, вскоре у них родился новый братик. Так прошел двадцать один год. Таня сильно сгорбилась, смотрела в землю, по-прежнему бормотала, по ночам из комнатки был слышен тихий плач.

Некоторые стали почитать ее за блаженную и даже спрашивали, как им быть в жизни. Но в ответ Таня только улыбалась ненормальной улыбкой, а если это не помогало, гавкала. Батюшка, с которым Таня больше не говорила, а лишь брала у него благословение, за это время сильно сдал, стал белый как лунь и ходил теперь чуть прихрамывая (артрит). Танины дети с Божьей помощью выросли и с мамой с тех собачьих пор так никогда и не встречались.

Но однажды, когда младшая Танина дочка возвращалась с работы, к ней подошла пожилая горбатая женщина в черном и спросила ее имя. Девушка ответила. Тогда женщина, на вид немного безумная, улыбнулась, и девушка увидела, что глаза у женщины очень ясные и видят ее насквозь. Женщина отдала девушке два конверта, сказав, что один конверт для нее, но открыть и прочитать его можно не раньше сегодняшней ночи, а другой надо отнести вечером вон в тот двухэтажный дом рядом с церковью (женщина показала на далекий крестик среди высоких зданий) и отдать такому-то хроменькому батюшке. После этого женщина поцеловала девочке руку и пошла прочь. Девушка немного оторопела, но все-таки сделала так, как просила ее эта ненормальная. Просто из сострадания, девушка была незлой.

Вечером хроменький батюшка открыл свое письмо, а девушка прочитала свое. Письма были короткие и очень похожие. Таня писала, что сегодня в ночь Бог возьмет ее душу, и просила молиться за нее. Она признавалась дочери, что та ее дочь, просила прощения, а батюшке — что только два года назад победила «боль любви» к нему и именно ради этой победы взяла на себя подвиг юродства. Наутро Таню нашли в каморке мертвую, на коленях перед иконами.

Барышня-крестьянка

Слава Сорокин сильно страдал от одиночества. Он, конечно, ходил в церковь и все такое, но там как-то не удавалось ни с кем сблизиться. Так всё в основном «Спаси Господи», «С праздником» и «Со святым причащением», благочестивыми улыбками-поклонами и оканчивалось. И Славик грустил. Новых православных друзей он не приобрел, от институтских товарищей тоже как-то отстал, у них были другие интересы. Только с одним пареньком из параллельной немецкой группы, Лешей Пирожковым, Слава иногда делился своими бедами. Главной же бедой были, понятно, не товарищи, а отсутствие в Славиной жизни женского общества. В институте все девчонки курили, ходили в мини-юбках и казались Славе слишком развязными, а в церкви, наоборот, юбки были слишком длинные, платки на глаза, и вроде б уже не подступиться. Слава просто не знал, что делать. А ведь ему уже стукнуло 20.

И вот однажды Леша Пирожков признался Славе, что по ночам подрабатывает в одном приличном клубе охранником, и в этом клубе есть такая специальная служба, девушки на любой вкус... Слава только руками на Лешу замахал: «Это проститутки, что ли?» — «Да даже не проститутки, а просто...» — ответил Леша несколько неопределенно. Но Слава снова повторил: «Мне нельзя, я в церковь хожу, ты что?» Леша уговаривать его не стал, а только заметил, что пилиться с девушкой не обязательно, можно просто провести вместе вечер, поболтать и разойтись, и все будут довольны...

Больше они к этому не возвращались, но Слава этот разговор запомнил. И вдруг решился. Резко так. Была пятница, лекции закончились, до сессии оставался еще месяц, все вокруг договаривались, куда-то дружно собирались, смеялись, а он шагал к автобусной остановке один. Тут-то его и нагнал Леша. Выяснилось, что сегодня Леша как раз заступает в смену. И Слава сказал: «Я согласен, устрой мне девушку. Хочу просто поговорить с ней. Только скажи, сколько это стоит». Леша кивнул и ответил, что за базар в их клубе денег не берут.

Через несколько часов Леша провел Славу в клуб, без всякой там клубной карты, безо всего, усадил за столик и сказал, что сейчас к нему подойдут.

Вскоре к Славе подошла девушка. Ничто не выдавало в ней представительницу племени вечных Сонечек! Скромный и красивый наряд — черный сарафан, легкая белая кофточка, открытое веселое лицо, едва заметный макияж. Славе даже показалось, что эту девушку он где-то встречал однажды.

  61  
×
×