Легенды Арбата

— Симончик, это ты? Как ты себя чувствуешь? Как ты живешь, мой мальчик, расскажи же мне.

— Кто это? — ошарашенно спрашивает он.

— Кто это, — горько повторяет трубка. — Ты что, меня не узнаешь?

— Нет... простите...

— Он уже на вы. У тебя что, осталось так много родственников? Ну! Я хочу, чтобы ты меня узнал.

— Я... не знаю...

— Таки что я могу сделать? Я тебя прощаю. Это я! Ну?

— Кто?..

— Конь в пальто! — раздражается трубка. — Говорится так по-русски, да? Это твой дядя Фима! Эфраим! Брат твоего отца! Сколько было братьев у твоего отца, что ты меня не помнишь?

— Дядя Фима... — растерянно бормочет Симон, с тоской соображая, что близкий родственник за границей, в капиталистической стране, — вот сейчас вот, вот в этот самый миг, бесповоротно испортил ему анкету и будет стоить всей последующей карьеры.

— Ты мне рад? — ревниво осведомляется дядя.

— Я счастлив, — неубедительно заверяет Симон. — Какими судьбами? Откуда ты?

— Я? Из Парижа.

— Что ты там делаешь?

— Я? Здесь? Живу?

— Почему в Париже? — глупо спрашивает Симон, совершенно не зная, как поддержать разговор с родным, но оттого не менее забытым дядей.

— Должен же я где-то жить, — резонно отвечает трубка. — Ну, расскажи же о себе! Сколько тебе лет? Ты женат? У тебя есть дети? Кем ты работаешь?

По молодости Симону особенно нечего рассказывать. Мама умерла в эвакуации, папа погиб на фронте, остальных в оккупации расстреляли, живу-работаю.

На том конце провода дядя плачет, сморкается и говорит:

— Послушай, я хочу, чтобы ты приехал ко мне в гости. Говорил я вам еще, когда они в Эстонии в тридцать восьмом году приняли эти свои законы, что надо валить оттуда к чертовой матери. Вот вы все не хотели меня слушать. А теперь у меня нет на свете ни одного родного человека, кроме тебя. Ты слышишь?

— Да, спасибо, конечно, — на автопилоте говорит Симон.

— Так ты приедешь? Я тебя встречу. Когда тебя ждать?

Симон мычит, как корова в капкане.

— Но, дядя, я же не могу так сразу!

— Почему нет?

— У меня работа... дела... у меня клиенты!

— Возьми отпуск. Клиенты подождут. Объясни им, они поймут, что у них, нет сердца?

И, вытащив клещами обещание вскоре приехать, дядя стократно целует и обнимает племянника.

— Вы окончили разговор? Отбой, разъединяю.

Симон смотрит на телефон, как на злое волшебство Хоттабыча.

И ходит на работу с чувством врага народа, которого вскоре постигнет неминуемая кара. Ждет вызова куда надо. Там все известно. Там всё знают. Скрытый родственник в капстране! Следующее по тяжести преступление — поджог обкома партии.

Проходит месяц:

— Ответьте Парижу.

И Симон отвечает, что занят нечеловечески, и кроме того, болен.

— Чем ты болен? — тревожится дядя. — Так, может, нужно прислать тебе какие-нибудь лекарства? Все равно приезжай, у меня здесь есть хорошие знакомые врачи.

— Да-да, обязательно, вот только калоши сейчас надену.

— Калоши не надо. В Париже сейчас никто не носит калош.

В консультации Симону кажется, что все косятся ему в спину...

При третьем звонке он начинает объясняться ближе к правде жизни:

— Дядя, по советским законам это делается не так! В Советском Союзе плановое социалистическое хозяйство, планирование доходов и расходов, в том числе валютных...

— Тебе нужны деньги? — перебивает дядя. — Я тебе пришлю. А что, юристам у вас не платят за работу? Ты работаешь или нет, скажи мне честно!

— Не в деньгах дело... — стонет Симон. — Просто у нас полагается, если человек едет в гости за границу чтобы ему сначала прислали приглашение.

— Какое приглашение? — удивляется дядя. — Я же тебя приглашаю? Письменное?

Через полтора месяца Симон получает письмо с кучей ошибок: дядя приглашает племянника в гости.

— Нет, — терпеливо разъясняет он, — приглашение должно быть не такое.

— А что плохо?! Какое еще?..

Ну, чтобы оно было официально заверено в МИДе Франции или где там еще, с печатью и подписью, по установленной форме. Надо обратиться к юристу тот все расскажет.

— На кой черт все это надо?! — взрывается дядя.

— А хрен его знает, товарищ майор, — меланхолично сочувствует родственнику Симон. — Чтобы был во всем порядок.

— Такой порядок при немцах назывался «орднунг»! — зло говорит дядя. — Ничего, мы им показали «орднунг»! Кстати, с чего ты взял, что я майор? Ты так мелко обо мне думаешь? Или это ты... не ко мне обращался? — вдруг догадывается он. — Там у тебя кто-то есть?..