Изумрудное лето

– Ну, изволь, идём…

Подбельский, не подозревающий о подвохе, направился с управляющим к дому. Ещё издалека он приметил экипаж, стоявший подле ворот, и тот показался ему знакомым.

– Здравствуй, Сева! – раздался голос позади Подбельского.

Он резко обернулся и побледнел: перед ним стояла Ксения Иосифовна, его законная супруга.

– Mon cher… – пролепетал он.

– Да-с, милостивый государь, это я – ваша законная супруга. – Холодно и надменно ответила визитёрша. Всеволод по опыту знал: подобный тон жены не предвещает ничего хорошего.

– Я очень рад тебя видеть…

– Взаимно! – ответила настоящая госпожа Подбельская.

Лакеи-мордовороты приблизились к Всеволоду и бесцеремонно подхватили его под руки.

– Потрудитесь объяснить: что здесь происходит? – недоумевал изменник.

– Погулял и хватит. Пора и честь знать! – Заявила Ксения Иосифовна. – Едем домой, в Москву.

– Я буду кричать, звать на помощь! – возопил Всеволод.

– Энто сколь хошь, барин, – высказался один из лакеев.

Молодцы лихо скрутили его и потащили к экипажу.

– Ксения, опомнись! – кричал Всеволод. – А как же наследство?!

– Да без него обойдёмся, – резонно заметила Подбельская.

В это время из дома вышла Анастасия. Она несла увесистый саквояж Подбельского.

– Вот, барыня, всё собрано… Не извольте беспокоиться. – Сказала она и протянула саквояж Подбельской.

– Благодарю, голубушка, – ответила та.

– Позвольте, барыня… – подсуетился Никанор и перехватил увесистый саквояж.

Наконец, Ксения Иосифовна села в экипаж. Один из лакеев принял саквояж Всеволода. Фрол, доселе молча наблюдавший за «встречей» законных супругов, отворил ворота.

Кучер тотчас же хлестнул кнутом лошадей по холёным блестящим бокам, экипаж спешно покинул усадьбу.

…Обитатели усадьбы, как ни в чём ни бывало, продолжали веселиться на берегу пруда. Любовь Васильевна даже не подозревала, что снова обрела прежний статус и стала просто Расторгуевой.

Наконец долгое отсутствие Всеволода обеспокоило её. Женщина отправилась на поиски «супруга».

На главном дворе усадьбы царила пустота. Любовь Васильевна огляделась и направилась в дом, думая, что Всеволод решил отдохнуть в своей комнате. Однако там его не оказалось. Также в глаза женщины бросилось отсутствие некоторых вещей. Она резко распахнула гардероб – мужской одежды там не было.

Растерянная Любовь Васильевна бросилась прочь из комнаты и наткнулась в аккурат на Анастасию.

– Настя, ты видела Всеволода Вениаминовича?

Та пожала плечами.

– Так дама какая-то приезжала в богатом экипаже. Назвалась госпожой Подбельской… – Глаза Расторгуевой округлились. Анастасия же с довольным видом продолжила: – Всеволод Вениаминович с ней и уехали-с. Вам же ничего не передали-с.

У Расторгуевой перехватило дыхание.

– Не может быть… – только и смогла пролепетать она.

– Ну почему же? – уверенно возразила Анастасия. – Очень даже может. А вам, сударыня, должно быть совестно выдавать себя за чужих жён… – наставительно заметила горничная и гордо удалилась.

Любовь Васильевна сникла, ибо понимала, что одной ей в усадьбе делать нечего. Придётся возвращаться в Москву…

Глава 4

Внезапный отъезд Подбельского привёл обитателей усадьбы в некоторое замешательство. А тот факт, что Всеволода увезла законная супруга, и вовсе породил бурные обсуждение поведения Расторгуевой.

Пётр Петрович Муравин сокрушался, что не успел отдать Всеволоду причитающиеся ему пять тысяч рублей. Однако Станислав посоветовал отправить вслед за четой Подбельских верного человека, наверняка, тот успеет перехватить супругов по дороге, если поторопится. Муравин так и поступил…

Несчастная Любовь Васильевна, ещё несколько часов назад такая весёлая и цветущая, вовсе сникла и не покидала своей комнаты, намереваясь следующим же утром уехать. Однако Эсмеральда решила поддержать женщину. Она вошла в её комнату – кругом царил беспорядок, Расторгуева укладывала вещи.

– Я пришла сказать, что не осуждаю вас, – высказалась Эсмеральда и тяжело, вздохнув, добавила: – В любви каждый за себя. Это я поняла только по истечении многих лет.

Любовь Васильевна положила шляпку в специальную шляпную коробку и перевязала шнурком.

– Вы единственный человек в усадьбе, который поддержал меня… Благодарю вас… Другие же в моём поведение узрели тяжкий грех. Хотя не им осуждать меня.