Фамильный крест

– Так, может, он гулящий…Хотя нет, совсем не похож… – сваха крепко задумалась и закрались в ее душу подозрения. – Ты, Варя, вот возьми двугривенный, сладостей себе купи. И не забывай меня навещать.

Сваха порылась в маленькой сумочке и достала монетку, Варя взяла ее и поклонилась: «А журналисты нынче пощедрее будут. Удивила, тоже мне, подачкой своей! Люди по десять рубликов дают и не беднеют».

Сваха тотчас же прибрала волосы, причепонилась как всегда: красные бусы, цветастая шаль и направилась в скобяную лавку Мордасова. Пока она шла, обдумывала план действий. То, что молодой купец причастен к пропаже рисовальщика, у нее сомнений не было, именно она рассказала ему про трактир. Стало быть, Афанасий выследил соперника и … А там лишь можно догадываться, как он его ударил и чем.

За раздумьями сваха дошла до лавки, дверь было открыта. Она набралась смелости и с наглым, пуще прежнего, видом вошла в помещение. За прилавком стоял приказчик, покупателей не было.

– Что изволите-с? – задал обычный вопрос.

– Хозяина твоего! – отрезала сваха.

Из складского помещения, заслышав знакомый голос, появился Афанасий:

– А, Дарья Дмитриевна, весьма кстати пожаловали! Прошу.

Сваха, вальяжно, вперевалочку, прошла на склад и разместилась на знакомом уже табурете.

– Отчего же я к стати пришлась, душа моя? – поинтересовалась хитрая баба.

– Да говорят, кавалер Арины Даниловны пропал. Может, другую молодуху приглядел…

– Оно, конечно, не исключено. Но, а вдруг его убили, по голове тяжелым предметом заехали?.. – предположила сваха.

Молодой купец как-то нервно дернулся и часто заморгал. Дарья Дмитриевна поняла: она попала не в бровь, а в глаз. Повисло тяжелое молчание. Афанасий взял себя в руки и продолжил:

– Раз нет соперника, значит, сватов надо засылать.

– Прямо-таки и сватов?! – рассмеялась сваха. – Больно на руку ты скор, Афанасий Николаевич.

Тот не понял, что именно имела в виду сваха:

– Чем быстрее, тем лучше – покуда Арина опомниться не успела.

– Ох, и странное вы, мужицкое племя! Смотрю на вас скоро пятьдесят годов, и не перестаю удивляться. У девицы несчастье, а вы – сватов засылай. Надобно выждать какое-то время.

– И сколько? – поинтересовался снедаемый любовным и более финансовым нетерпением купец.

– Да как расплатишься со мною, так и зашлем… – сказала сваха невинным тоном, как бы невзначай.

– С чего бы я с вами расплатиться должен? Был договор: после свадьбы двести рублей. Али поменялось чего?

– Вот-вот, батюшка, поменялось. Я хочу тысячу рублей серебром и немедля, – заявила сваха и вызывающе уставилась на обескураженного купца.

Тот аж присел:

– С какой стати? Что за блажь такая?

– А с той, душа моя, что только вам я говорила про трактир «У Егорыча». Отсюда, вывод: пропал рисовальщик по вашей вине.

Лицо Афанасия перекосилось от гнева:

– Ах, ты, курва! Убью!

Он ринулся на сваху, схватил ее за плечи и начал трясти со всей силы: у нее чуть голова не отвалилась. Но не на ту напал: Дарья Дмитриевна оттолкнула купца, женщина она была не хилая и не робкого десятка. Афанасий отлетел на один из стеллажей, на котором хранились коробки с товаром, и сильно ударился спиной.

– Так-то, душа моя, остынь. А не захотите платить – сообщу полицейским о своих догадках, и пойдете вы, Афанасий Николаевич, по Владимирскому тракту в Сибирь, как убийца.

Купец сник, понимая, что хитрая баба взяла его на крючок и не отпустит, покуда не помрет.

Глава 10

Арина наплакалась вволю и, обессилев, упала на кровать. Перед глазами стоял Василий, красивый, в коричневом костюме, в котором она видела его последний раз, и улыбался. Арина вспоминала все до мелочей, в тот день, на Егерском пруду, затем на прогулке и вечером «У Егорыча».

Василий рисовал в книге, подражая средневековым гравюрам, изображенным на страницах. У него получалась ловко и непринужденно: карандаш быстро двигался по бумаге, и на ней появлялись: то единорог, то дракон, то человек-лев. Арина была восхищена, никогда еще за ее недолгую жизнь ей не было так интересно общаться с молодым человеком и… так приято. Девушка любовалась своим спутником: и красив, и умен, и обходителен.

Он рассказывал Арине, что отец его был военным, служил на юге России, там и женился. От своей матери, казачки по происхождению, Василий и унаследовал темные волосы и карие глаза. Арина призналась, что они с Глафирой прозвали его «цыганом». Василий долго смеялся, но не обиделся.