– Да благословит вас Господь, – сказал Санта.
25 декабря, 1973
Телефон разбудил его около десяти часов утра. Он снял трубку и услышал резкий голос телефонистки:
– Готовы ли вы оплатить междугородный разговор с Оливией Бреннер?
Со сна он ничего не мог понять и пробормотал:
– Что? С кем? Я сплю.
Далекий, знакомый голос произнес:
– Ради Бога, это же я… Он наконец-то понял.
– Да, – ответил он. – Я подтверждаю оплату. Оливия, это ты?
– Соединяю, – сообщила телефонистка.
– Это я. – Голос звучал глухо и едва пробивался сквозь помехи.
– Я рад, что ты позвонила.
– Я думала, ты не захочешь со мной говорить.
– Я просто только что проснулся. Ты уже добралась до Лас-Вегаса?
– Да.
– Ну и как у тебя идут дела?
Ее вздох был таким горьким, что звучал почти как бесслезное рыдание. – Да не очень.
– Не очень?
– На вторую… Нет, на третью ночь я тут познакомилась с одним парнем. Пошла с ним на вечеринку и очутилась в такой заднице…
– Наркотики? – спросил он осторожно, помня о том, что разговор междугородный, и их могут подслушивать.
– Наркотики? – отозвалась она раздраженно. – Ну конечно я нажралась. Дрянь была ужасная – грязный декс [16] или что-то в этом роде… Похоже, меня изнасиловали.
Последняя фраза прозвучала так тихо, что ему пришлось переспросить:
– Что-что?
– Изнасиловали! – закричала она так громко, что в трубке загудело. – Знаешь, что такое изнасилование? Это когда какой-нибудь сраный хиппи пихает в тебя свою колбасу, пока твои мозги стекают по соседней стенке. Понятно?
– Понятно.
– Хрена лысого тебе понятно.
– Тебе нужны деньги?
– Какого дьявола ты меня об этом спрашиваешь? Я же не могу трахнуться с тобой по телефону. Даже отсосать – и то не смогу.
– У меня есть кое-какие деньги, – сказал он. – Я могу послать их тебе. Вот и все. Взамен мне ничего не нужно. – Он старался говорить спокойным, ровным тоном, и, похоже, это на нее немного подействовало.
– Да-да.
– У тебя есть адрес?
– Главпочтамт, до востребования – вот мой адрес.
– Тебе негде жить?
– Да нет, я сняла тут одну дыру на пару с другой дурочкой, но почтовые ящики все взломаны. Но это неважно. Оставь деньги себе. У меня есть работа. Черт, все равно я скоро завяжу со всем этим и вернусь. Так что вот такие дела, поздравь меня с Рождеством.
– А что у тебя за работа?
– Продаю гамбургеры в закусочной. У них в вестибюле стоят однорукие бандиты, и люди играют всю ночь напролет, ты можешь себе представить? Моя последняя обязанность: перед тем как уйти, вытереть ручки игровых автоматов. Они все запачканы горчицей, майонезом и кетчупом. А ты бы видел эти хари. Все жирные, раскормленные. Все загорелые или с обожженной кожей. И если они не хотят тебя отыметь, то смотрят на тебя как на часть обстановки. Я уже получила предложения от обоих полов. Слава Богу, что в моей соседке по комнате сексуальности столько же, сколько в можжевеловом кусте… Господи, и зачем я все это тебе рассказываю? Не знаю даже, какого черта я тебе звоню. Собираюсь уехать отсюда стоном в конце недели, когда мне заплатят.
– Останься до конца месяца, – услышал он свой собственный голос.
– Что?
– Не трусь. Если ты уедешь сейчас, то всю жизнь будешь себя спрашивать, зачем ты вообще туда ездила.
– Ты в школе в футбол играл? Держу пари, что играл.
– Я даже плавать-то не умел.
– Стало быть, ты ни хрена не понимаешь?
– Я думаю о самоубийстве.
– Ты даже не… Что ты такое сказал?
– Я думаю о самоубийстве. – Голос его звучал ровно, спокойно. Ему уже не было никакого дела до того, что разговор этот междугородный и может прослушиваться. Хрен с ними, пусть слушают, кто бы они ни были – телефонная компания, Белый Дом, ЦРУ, ФБР… – Я пытался что-то изменить, но у меня ничего не получается. Наверное, это потому, что я уже немного для этого староват. Что-то произошло несколько лет назад, и я знал, что это ужасно, но я не знал, что это окажется таким ужасным для меня. Я думал: что случилось, то случилось, и рано или поздно я с этим справлюсь. Все внутри меня распадается. Мне это уже надоело.
– У тебя рак? – прошептала она.
– Наверное, ты права.
– Так иди к доктору, ложись в больницу…
– Это рак души…
– Ну, ты и загнул. По-моему, ты просто слишком сосредоточен на самом себе.
– Может быть и так, – сказал он. – В любом случае, это не имеет никакого значения. Так или иначе, костер уже сложен – осталось только поднести спичку. То, что должно случиться, обязательно произойдет, и от этого не уйти. Единственное, что меня беспокоит, это ощущение, которое появляется у меня время от времени: будто я – персонаж в книге какого-то второразрядного писателя, и он уже заранее решил, что должно случиться и почему. Так даже проще смотреть на вещи – не стоит возлагать ответственность на Бога. В конце концов, что Он для меня сделал? Нет, это все плохой писатель, это он виноват. Он написал в своей книжонке, что у моего сына была опухоль мозга, и мой сын умер. Это было в первой главе. А кончу я жизнь самоубийством или нет, это выяснится только перед самым эпилогом. Глупейшая история.