Напротив Гены был какой-то парень. На столе между ними размещалось здоровенное картонное ведро с жареными пельменями. «Неужели дети олигархов посещают подобные заведения? – пронеслось у меня в голове. – Неужели они не гнушаются «Изрядными» во фритюре?»
Искать ответы на эти вопросы было некогда. Надо было срочно скрыться! А еще более срочно – найти Таньку! Где она вообще?..
Татьяна обнаружилась в инвентарной – маленьком чулане, где хранились швабры и моющие средства. Усевшись на край большой металлической емкости, представлявшей собой нечто среднее между раковиной, ванной и полом душевой кабины, она стирала какую-то тряпицу.
– Ищенко! Там! За столом! – выдохнула я, влетев в чулан.
– Ага, я видела.
– И ты говоришь об этом так спокойно?
– А как мне говорить об этом? – Танька усмехнулась. – Это же ты влюблена в этого перца, а не я. Вот и подойди к нему, поздоровайся. Тортиком угости… Или ты уже съела свою сегодняшнюю норму?
Каждому работнику кафе в течение рабочего дня позволялось в качестве обеда употребить товара на определенную сумму. Те, в кого фастфуд уже не лез, иногда угощали своей нормой заглянувших в «Гуддэй» приятелей. Впрочем, мне сейчас было совершенно не до еды.
– Блин, ну, Тань, ты смеешься?! Хочешь, чтобы я подошла к Геннадию в этом прикиде? Ненакрашенная, без украшений, с этой деревенской косичкой и в клетчатой рубашенции?
– Сделаешь ему сюрприз…
–?Ага! Неприятный сюрприз! Я бы даже сказала, очень неприятный! Ищенко будет в восторге, если узнает, что девушка, которую он пригласил на свидание, моет туалеты в забегаловке!
– Да ладно тебе… Мы же не воруем. И не занимаемся чем-то предосудительным.
Ох, ладно… Спорить с Танькой не хотелось, время уходило.
– Можешь покрутиться около Гены и узнать, про что он говорит с тем пацаном? – спросила я. – А я за тебя тряпки постираю… Что за тряпки, кстати?
– Да столы протирать! – Подруга сунула мне в руки мокрый ком и поспешила в зал.
Что ж, если стирать медленно, тряпок должно хватить надолго, решила я. Надеюсь, до самого ухода Гены и его приятеля у меня будет благородный предлог не казать носу в зал и не подвергаться риску быть увиденной. Я буду стирать до-олго, до-о-олго, до-о-о-олго…
– Эй, что ты тут возишься? – раздался над головой голос Кати. – Забыла про туалет? У тебя там за три часа не расписано, а скоро уже полчетвертого! Да посмотри, какие грязные там раковины! Вымыла – и в зал! А тряпки подождут.
Делать было нечего. Вжимаясь в стену, стараясь двигаться как можно быстрее и бесшумнее, закрыв лицо бейсболкой, я пересекла зал: уборная находилась в противоположном от инвентарной конце заведения. Прошмыгнула в зону своей ответственности, выдохнула, быстро прибралась и расписалась. Хм… а не остаться ли мне здесь в целях безопасности? Час-другой в кабинке общественного туалета – ничто по сравнению с позором предстать перед Геной в роли уборщицы.
Сначала сидеть (вернее, стоять, бессмысленно пялясь на унитаз) в запертой кабинке гуддэевского сортира было не так уж и скучно. Мысли о том, что жертва не напрасна и Гена никогда в жизни не догадается, что я работала убиралкой, зато сможет увидеть свою суженую в фуксиевом платье, помогали. Потом стало уныло. Ноги затекли от стояния на одном месте. Обстановка кабинки окончательно опротивела: впрочем, как и бестолковые людишки, без конца стучащиеся в запертую дверь и пытающиеся открыть ее, несмотря на красный маячок возле ручки.
Может быть, Гена уже ушел? Нет, вряд ли. Время в туалете наверняка течет медленнее, чем в уютном кресле зала с почти полной емкостью пельменей. Сколько же я тут уже нахожусь? Кажется, целую вечность. Пора выходить? Как-то страшно… Ладно, решено: считаю до пятисот и ищу новое укрытие. Раз, два…
На четырехсот девяносто пяти в кабинку опять кто-то постучался.
– Занято! – крикнула я.
– Горохова, долго ты там еще собираешься тусоваться? – послышался в ответ недовольный голос начальницы.
Я поспешила открыть дверь.
– Ой, Кать, прости, пожалуйста! У меня тут это… того… живот прихватило!
– Что-то не очень верится! – процедила менеджерша сквозь зубы. – Тебе что, настолько лень работать, что ты предпочитаешь даже сидеть в уборной, лишь бы не заниматься делом?! Первый раз такое вижу!
– Нет, нет, честно, мне не лень! – заканючила я. Ну, в том смысле, что работать вообще мне, конечно, было здорово неохота, однако причина туалетного заточения крылась не в этом. – Ну, пожалуйста, не ругайся!