Гечевара

Аркадий деловито встал посреди комнаты – и тут-то Лёша понял, что его друг – нечто большее, чем просто уважаемый другими чтец заумных книг…

Чем дальше продвигалась речь вождя, тем в больший ужас приходил Двуколкин, и тем крепче чувствовал, что путь вплоть до победного конца Народной Революции – единственный возможный для него, позорного отступника.

– Друзья, – начал Аркадий. – Впрочем, нет, наверно, именно сейчас мне нужно было бы сказать «товарищи». Товарищи! Особенно Алёша. Понимаю, что вам страшно, вам не всё понятно из того, что происходит. Кто-то знает больше, кто-то меньше. Изначально было принято решение, чтобы каждый обладал лишь частью информации. Но этот метод не помог. Мы провалились. Мы почти что провалились… Так что я решил ввести костяк в полный курс дела. То есть… в смысле, я надеюсь, что когда-нибудь мы будем костяком, основой большей, сильной группы. Ну, так вот, наш план…

– Потише! – бросил Виктор. – Тут за стенами всё слышно.

– Может, музыку включить?

Включили Ману Чао.

– К чёрту! – заорал Аркадий. – Вырубайте быстро нафиг! Ману Чао – антиглобалист, вы, что, забыли?!

Виктор покопался в музыкальных записях и выловил неведомо откуда старый диск Киркорова. Под песню «Пташечка моя» Аркадий, вождь ячейки, вдохновитель Революции, продолжил:

– Да, товарищи, наш план – ниспровержение Общества Спектакля, буржуазного порядка. Все мы знаем, что наш Одномерный Человек не может совершить тот подвиг, что когда-то совершили Ленин, Мао, Че Гевара… Революция по методу Французской нынче невозможна. Слишком плотно оплели нас сети Потребления, Спектакля и Манипуляций. Но есть выход! Мы ударим по Порядку его собственными методами!

Аркадий на секунду сделал паузу. Взглянул по сторонам и сел за стол, где находились странные продукты – прежде Лёша не видал, чтобы друзья их ели, – «Кока-кола», чипсы и картошка-фри брусочками, похожими на школьные мелки.

– Так вот, – продолжил вождь. – За океаном сапатисты уж второй десяток лет дерутся за освобождение индейцев из-под гнёта империализма. Колумбийская герилья длится дольше нашей с вами жизни, Гватемальская – со времени товарища Эрнесто. Но народ о них почти не знает или знает только ложь. Ведь главный принцип Общества Спектакля – если о событии не сказано по телеку, то значит, его не было. Ведь так?

Ребята закивали.

– Значит, если поступило сообщение о несостоявшемся событии – оно становится действительным, не так ли? Например, полёт американцев на Луну. Такой и будет наша Революция.

– Но только поначалу! – вставил Виктор.

– Да. Конечно, только поначалу. Когда в одну ночь на всех информационных лентах выйдет новость о восстании в Париже, о подъёме в Сингапуре, о начале Революции в США… Когда наутро это сообщат по всем телеканалам мира… Люди встанут как один! Я это знаю. Нас, поклонников Гевары, нас, читателей Берроуза, нас, тех, кто знает, что такое Общество Спектакля – много больше, чем хотят считать буржуи. И нас больше с каждым днём… Мы только слабо верим в свои силы. Но когда повсюду разойдётся весть о Революции!..

Глаза соседа засветились. Алексею страшно захотелось быть похожим на него – таким же умным, стройным, героеобразным. Виктор раскраснелся ещё больше, словно предвкушал большое удовольствие. Артём смотрел немного хитро и, возможно, рассуждал, как всунуть в свой роман такой же эпизод. Евгений и Сергей были грустны, решительны, до крайности серьёзны.

– Как только разойдётся весть о Революции, – в огромном возбуждении бормотал Аркадий, – весь народ поднимется, все будут с нами, все, конечно, будут против буржуазного порядка. Никто и не успеет разобрать, что был обман. Первым будет Восток… А затем…

Аркадий взял дрожащими руками пачку жареной картошки, вынул около десятка жёлтеньких брусочков и зачем-то начал их раскладывать, как будто бы рисуя разные фигуры на столе. Сбиваясь, он шептал про то, как новый, справедливый мир придёт на смену старому, как сгинут к чёрту все «Мак-Пинки», жвачки, бренды, мерчендайзеры, промоутеры, реклама и толпа бездумных потребителей. На их место вскорости заступят Люди с большой буквы, они будут жить в согласии с Природой, будут мыслить, будут созидать, будут работать…

Все смотрели на картошку, молча слушали, и Лёше вдруг стало казаться, что их комнатка, пятьсот тринадцатый отсек, внезапно превратилась в центр мира. Центр мыслящего мира. Того, который разовьётся очень скоро, как ребёнок из общажно-революционного зародыша. Сверкание молнии за шторами как будто было знаком: Бог следит за ними. Он здесь, рядом…