27  

– Не сомневаюсь, мой подарок придётся вам по душе. Думаю, вы, познакомившись с укладом жизни императорского двора, найдёте старинному труду достойное применение.

Мурасаки поклонилась. Губы Сей Сенагон тронула лёгкая улыбка.

– И позвольте совет, госпожа Мурасаки…

– Разумеется!

– Несомненно, новая фрейлина желает поразить обитателей Кокидэна своим роскошным нарядом. Порой дебютантки не знают меры и это порождает язвительные насмешки придворных дам. Так вот, облачитесь в самое скромное кимоно, не злоупотребляйте белами, румянами, ароматной водой и украшениями. Всё должно быть в меру.

После этого госпожа Сей Сенагон откланялась и удалилась, сославшись на то, что её отсутствие могут заметить в Кокидэне.

Мурасаки приказала служанке перенести свитки в спальню и тотчас, развернув один из них, повествующий о начале занимательной истории, приступила к чтению.

Дневник благородной госпожи Фудзивары Ацуко, написанный ею на склоне лет[40]

Свиток первый

Своё детство я провела в краях Кадзуса[41], откуда начинается Великая дорога, что ведёт в столицу Хэйан. С ранних лет я пристрастилась к рисованию, а затем, освоив владение кистью в совершенстве, пыталась под руководством отца отображать на рисовой бумаге иероглифы простого женского письма.

Едва переступив свой восьмилетний рубеж, я написала первое произведение, пытаясь передать те чувства, переполнявшиеся меня в столь нежном возрасте.

Как-то местный мастер, служивший моему отцу всесильному Фудзиваре Садатоки, приказал вырезать из дерева изваяние Будды, которому всё чаще поклонялись в столице. Изваяние поставили в специальном павильоне и я частенько, тайком ото всех, пробиралась туда, падала ниц перед божеством, дарующим цепь бесконечных перерождений, и молилась. В те далёкие годы желание у меня было лишь одно: поскорее попасть в столицу, а затем – императорский дворец.

И вот мне исполнилось тринадцать лет, в имении отца с пышностью, характерной для провинции, отметили моё совершеннолетие. Теперь я считалась взрослой девушкой, готовой вступить в брак и служить императорской семье. Отец мой не делился со мною своими планами, мать же была немногословной, пребывая в вечной печали.

Тогда я ещё не знала, как несчастна моя бедная матушка, ведь она всю жизнь любила другого мужчину. Он происходил из знатной, но обедневшей семьи, и был третьим сыном своих родителей. А это звучало, как приговор и означало, что тайный возлюбленный моей матушки вынужден сам зарабатывать себе на хлеб. Он и мечтать не мог, чтобы жениться на такой женщине, как моя мать. Итак, этот славный юноша стал буси, то есть наёмным воином, добывавшим своим мечом пропитание для себя и своей семьи, если таковая на тот момент имелась. Но герой наш был холост, не обременён брачными обязательствами, предпочитая дарить любовь хорошеньким юдзё. Проявив незаурядный талант организатора, юный буси набрал небольшой отряд, который включал лучников из бывших охотников и городских стражей, отменно владевших мечом и имевших вполне приличную экипировку. С этим отрядом буси явился в дом моего отца.

Отец только женился. Он души не чаял в юной жене. Но она (моя матушка) влюбилась в того самого буси… История эта имела печальный конец. В одной из стычек с соседом-даймё[42], с которым отец постоянно враждовал из-за приграничных земель, буси погиб. Моя матушка слегла в горячке и пометалась в ней почти месяц. Она выжила, но потеряла интерес к окружающему миру, перестала разговаривать. Она почти всё время проводила в святилище-адзэкура, что была сооружена недалеко от нашего имения. А затем, когда отец приказал изготовить деревянную статую Будды, матушка беспрестанно молилась, чтобы душа её возлюбленного обрела покой в Чистой земле[43].

И вот настало время, когда служба моего отца в провинции Кадзуса закончилась. Отец приказал своему предсказателю определить наиболее удачное время для отъезда в столицу. И предсказатель, повинуясь приказу, доложил отцу, что в такой день, такого-то месяца настанет самое благоприятное время для «Церемонии выхода из ворот», то есть путешествия в столицу.

Моя матушка приняла отъезд из дома, где она прожила почти четырнадцать лет, как должное событие. Ничто не удерживало её здесь, кроме тягостных воспоминаний. В какой-то момент мне даже показалось, что на её лице промелькнуло подобие улыбки.

  27  
Предыдущая страница Следующая страница
×
×